Пессимизм

Гамлет Шекспира имеет мало общего с „Амлетом“ старинной саги, откуда Шекспир почерпнул основу для своей трагедии. Это тип того времени, к которому принадлежит сам Шекспир, и есть основания подозревать, что в него вложены даже некоторые автобиографические черты. Это тип бурной эпохи, когда философская и научная мысль еще не успела создать новых этических начал. Социальные отношения также претерпевали глубокие изменения. Центр тяжести европейского богатства, могущества и просвещения постепенно перемещался от средиземноморских стран к северозападу и Англия подготовлялась к роли величайшей морской державы. Королевская власть еще держалась прочно, но уже бродили начала республиканского движения. Придворные сферы отличались чудовищной продажностью, и знаменитый философ Бэкон, которому некоторые любители нелепых парадоксов приписали сочинение драм Шекспира, оказался одним из первых взяточников. Материал для Гамлета мог быть собран Шекспиром непосредственно из придворных нравов того времени.

Сильная впечатлительность, сильный ум и при этом полная неспособность к действию—все это сравнительно безопасно в мирные, спокойные эпохи; но в бурные времена, среди негодяев и проходимцев, человек, обладающий подобными свойствами, становится глубоко несчастным. Напряженная работа мозга доводит его до полного нервного истощения, со всеми его последствиями. Он становится типичным неврастеником и самое большее, к чему он способен, это к декламаторскому обличению и к самобичеванию.

Шопенгауер жил при условиях, менее благоприятных для бурного пафоса; но, пожалуй, еще более мертвящих волю и во многом напоминающих условия жизни Леопарди. Итальянский поэт нередко желчно называл свой родной городишко ослиным городом, своей тюрьмой и могилой. Шопенгауер жил, правда, в стране профессоров философии, которых он ненавидел, пожалуй, еще больше, чем евреев и женщин; но тогдашняя Германия во многих отношениях была не лучше Италии. Тот же провинциализм, то же мещанство, рутина, мелкие дворы с их интригами и сумасбродствами. Даже такой великий человек, как Гете, заразился этим мещанством. Шопенгауер был неспособен ни к олимпийскому созерцанию, ни к тихой семейной жизни с какою нибудь белокурою Гретхен, обладающею кулинарным гением. За отсутствием объектов для проявления воли, воля превратилась в чисто теоретический призрак, которому приписаны сверхъестественные свойства. Уже древние стоики считали волю существенным началом и в то-же время проповедовали апатию. Но со своим взглядом на мир Шопенгауер опередив свое время. Увлечение патриотическими идеями после борьбы с Наполеоном еще не улеглось, „воля“ была подогрета национальным шовинизмом; при таких условиях проповедь пессимизма не могла иметь особого успеха. Философия Шопенгауера. долго оставалась совершенно неизвестною, но вдруг приобрела огромную популярность после франко-прусской войны. Война эта, закончившая дело национального объединения, в то же время обнаружила, наконец, всю призрачность идеи, утвержденной кровью и железом. Более чем когда либо стало ясно, что интересы немецкой буржуазии не тождественны с интересами милитаризма, но в то же время необходимо требуют его содействия.

Какой же выбор сделать нам между пессимизмом и оптимизмом?

До тех пор, пока пессимизме ограничивается одной критической ролью, он трудно опровержим. Пусть сколько угодно говорят о том, что многие люди веселы и счастливы. Вопрос не в этом, а в качестве их счастия. И качество это не может быть высоко там, где счастье зависит прежде всего от распределения материальных благ и где это распределение имеет мало общего с трудом и заслугами большинства людей. Тот кто в такие времена пьет кипрское вино или целует красивых женщин, не стоит имени героя.

Скажут, что массы, об участи которых идет речь, быть может гораздо счастливее нас самих? Вполне возможно. Но это, наоборот, лишь один из лучших доводов в пользу пессимизма, так как пессимизм именно и утверждает, что умственный прогресс приносит лишь страдания, а остановить этот прогресс, не смотря на все усилия обскурантов, невозможно. Повторяю, как критический элемент, как элемент прогресса, пессимизм неопровержим: ведь самый прогресс, поскольку он сознателен, необходимо требует сознания недостатков, иначе не явилась бы самая, мысль об изменении и улучшении.

Но пессимизм тотчас лишается своей жизненной почвы, когда, не довольствуясь обличением и критикой, он пытается создать свой положительный идеал, построенный на недоверии к человечеству. Идеал этот, по необходимости, оказывается отрицательными, он указывает путь не к деятельности, а к апатии.

Опасность такой апатии тем значительнее, что главною болезнью просвещенных классов в нашем веке является как раз отсутствие сильных характеров.