Пестель

Владимиру Пестелю удалось в итоге сделать карьеру: он дослужился до чина генерал-лейтенанта, был губернатором в Херсонской и Таврической губерниях, а в конце жизненного пути стал сенатором и действительным тайным советником. В 1842 году на жительство в Херсон приехал Николай Лорер, один из ближайших соратников Павла Пестеля, приговоренный в 1826 году к восьмилетним каторжным работам и сумевший, пройдя каторгу и Кавказскую войну, вернуть себе офицерский чин и выйти в отставку. Владимир Пестель сделал все, что мог, для того чтобы Лорер мог спокойно жить в Херсоне, чтобы никто не пытался стеснить его свободу, не попрекал прошлыми ошибками. В позднейших мемуарах Лорер опровергал слухи о предательстве Владимира, о том, что он, став флигель-адъютантом, вполне примирился с царем. «Какая жалкая насмешка над человеческими чувствами — как будто можно чем-нибудь утешить огорченное сердце брата!» — писал Лорер.

Генерал-лейтенант Владимир Пестель был хорошим начальником: он пользовался непритворным уважением местных жителей, в том числе и простого народа, был непререкаемым арбитром в межнациональных конфликтах, несколько раз останавливал в Херсоне еврейские погромы. Один из чиновников его канцелярии напишет впоследствии, что для губернатора «не было ни наций, ни сословий, для него были только люди, которых он равно любил». Очевидно, бывший участник Союза спасения и на склоне дней не забыл те идеи, за которые отдал жизнь его старший брат.

После смерти Павла Пестеля продолжили службу Борис и Александр. Борис по-прежнему терпеливо выслуживал чины, несколько раз побывал на посту вице-губернатора в разных губерниях. Но дальше этой должности ему продвинуться так и не удалось, и в сознании современников он остался «вечным вице-губернатором».

Карьера Александра после казни брата неожиданно пошла в гору: он был переведен в Кавалергардский полк. Зная о его финансовых трудностях, император Николай демонстративно назначил ему ежегодное пособие в 3 тысячи рублей, и эта сумма оказалась в 3 раза больше тех денег, которые ему давал старший брат. Александр продолжал кутить и повесничать, в начале 1830-х годов даже спорил с Михаилом Лермонтовым за благосклонный взгляд светской красавицы Екатерины Сушковой. Впрочем, к концу 1830-х годов младший Пестель остепенился: он женился на богатой невесте, успел повоевать на Кавказе, получил орден и в 1838 году благополучно вышел в отставку подполковником. Богатую невесту удалось в итоге заполучить и Борису.

Казнь Павла Пестеля совершенно лишила смысла жизнь его родителей. Уезжая из Петербурга 12 июля 1826 года, Иван Борисович знал о том, что жить старшему сыну оставалось всего несколько часов. Но он не подозревал о способе приведения приговора в исполнение. У Павла Пестеля было только одно предсмертное желание: он просил как можно дольше не говорить отцу о том, что осужден к повешению. Позорная виселица должна была быть заменена в сознании отца благородной офицерской казнью — расстрелом. Просьба эта была выполнена. Правду о смерти сына Пестель-старший узнал, лишь вернувшись из Петербурга в Смоленскую губернию.

20 июля официальная газета «Санкт-Петербургские ведомости» опубликовала итоговые документы процесса по делу о тайных обществах. На первой полосе помещался манифест Николая I: «Таким образом дело, которое Мы считали делом всей России, окончено; преступники восприняли достойную их казнь; отечество очищено от следствий заразы, столько лет среди его таившейся». Завершала публикацию документов выписка из протокола заседания Верховного уголовного суда от 11 июля 1826 года: «Верховный уголовный суд по высочайше представленной ему власти приговорил: вместо мучительной казни четвертования, Павлу Пестелю, Кондратию Рылееву, Сергею Муравьеву-Апостолу, Михайле Бестужеву-Рюмину и Петру Каховскому приговором суда определенной, сих преступников за их тяжкие злодеяния повесить». Российская почта по-прежнему работала бесперебойно, и газету эту получили в Васильеве на несколько дней раньше возвращения Ивана Борисовича.

Самообладание изменило Елизавете Ивановне: она заболела острым нервным расстройством, затем последовал паралич. Верная подруга Анастасия Колечицкая, искренне хотевшая поддержать мать казненного преступника, неожиданно для себя оказалась перед закрытыми дверями дома Пестелей. «Глубокое горе, в которое нас повергли страшные вести, полученные с последней почтой, делают ее (Елизавету Ивановну. — О. К.) неспособной наслаждаться вашим обществом», — сообщала Софья Пестель соседке. Девушка в один день стала взрослой: парализованная мать и убитый горем отец не могли вести хозяйство, и все хозяйственные заботы упали на ее плечи.