Пестрая компания (сборник)

— Это ваше дело. А я умываю руки.

Буяр рассмеялся.

Сержант Фурье закурил сигарету — подарок пухленькой жены-массажистки, которая сейчас, видимо, наслаждалась ужином в их скромной, открытой на три стороны и защищенной портьерами квартирке в Алжире. Как хорошо, что она не знает о том, в какое отчаянное положение попал её супруг. Сержант вздохнул, поднялся с земли, протиснулся между Буяром и капралом Милле и остановился в темноте за краем навеса, чтобы получить хотя бы крошечное, но все же утешение от своей сигареты. За его спиной под навесом из брезента царила глухая тишина. Солдаты чего-то ждали.

Лейтенант Дюмэтр, спотыкаясь на неровностях темной почвы, медленно брел в направлении артиллерийских позиций, в который раз прокручивая в голове вступительную фразу: «Солдаты, я хочу быть с вами предельно откровенным. Я намерен вывесить на этом орудии белый флаг и передать батарею…». Впрочем, возможно, что он скажет так: «Не исключено, что завтра утром здесь появятся американская армия. Без моей команды огня не открывать…». Лейтенант уже успел поклясться себе, что такой команды не будет. В пользу последнего способа можно было привести много убедительных доводов. Во-первых, он, в отличие от первого сохранял свободу маневра и в силу этого представлялся менее опасным. Во-вторых, он не связывал себя никакими обязательствами до самого конца, до того момента, когда уже будет поздно ему помешать. Конечно, оставался и третий путь. Можно встать перед строем солдат и излить свое сердце, сказав звонкими словами о позоре родной страны, призвать их забыть о себе, забыть об остававшихся во Франции родных и помнить только о чести и неизбежной победе… Он уже видел себя немного побледневшим от волнения и исполненным красноречия. Залитый бледным светом луны он стоит перед своими людьми, и голос его то гремит, вздымаясь до небес, то падает до шепота…. Солдаты слушают его, замерев в строю, а по их небритым щекам катятся слезы… Лейтенант потряс головой, отгоняя наваждение, и криво усмехнулся, припомнив свою манеру говорить — медленную, сбивчивую и неопределенную. Такими словами он не смог бы увлечь солдат даже в ближайшее кафе, а сейчас речь идет не о посещении кафе, а том, чтобы люди бездумно согласились на судьбоносный и, возможно, смертельно опасный поступок…

О, Господи, думал он, я не гожусь для этого. Абсолютно не гожусь…

Свернув за угол парусинового навеса, он увидел орудие, упрямо уставившее ствол в звездное небо.

Сержант Фурье курил, стоя перед навесом, а остальные солдаты непривычно тихо сидели под парусиной. Заметив лейтенанта, сержант виновато поёжился, как можно незаметнее выбросил недокуренную сигарету, встал по стойке смирно и отдал начальству честь, одновременно пытаясь придавить ногой ярко тлеющий окурок. Вид коротенького, с уютным, округлым брюшком человечка, пытающегося наподобие героя водевиля притвориться, что не курил, почему-то вывел лейтенанта из себя. Лейтенанта больше всего возмутило, что в то время, как он весь день весь день мучительно думал о крови, братоубийственной войне и политике, этот человек…

— Что с вами, сержант? — коротко откозыряв, спросил он. Услыхав резкий, высокий голос, люди под навесом, словно по команде, повернули головы и холодно посмотрели на офицера.

— Вам прекрасно известно, что курение на открытом воздухе недопустимо, — закончил лейтенант.

— Извините, месье, — с глупейшим видом произнес Фурье, — но я не курил.

— Вы курили, — сказал, рыдая в глубине души, лейтенант. Он прекрасно понимал, насколько нелепо выглядят сейчас как его дурацкое обвинение, так и жалкие попытки сержанта оправдаться.

— Я не курил, месье, — упрямо твердил Фурье, стоя навытяжку. Сержант был почти счастлив тому, что, ввязавшись в этот примитивный и идиотский спор, он хотя бы на десять минут может забыть о проблеме, которая волновала его весь вечер…

— Я же вам приказывал! Приказывал! — выкрикнул визгливо лейтенант, страдая как от бабского тембра своего голоса, так и от того, что его военная выучка не позволяла ему в этот роковой час отступить от требований устава. Бегство капитана, неизбежное появление американской армии и необходимость принимать решения настолько вывели его из себя, что вместо того, чтобы замолчать, он продолжал кричать, иногда переходя на визг: — Нас могут обстрелять в любой момент, а огонь сигареты в темной пустыне — тот же маяк. Он виден с расстояния трех километров! Вы с таким же успехом могли нарисовать план артиллерийских позиций и опубликовать его в утренних газетах!