Пестрая компания

— Ах, мама, — возразила Айрин, — зачем казаться глупее, чем на самом деле? Ступай и прочти сказочку на ночь своему внуку, а нас, взрослых, оставь в покое! — И вновь холодным взглядом оглядела всех гостей. — Я приношу вам свои извинения, если вы считаете, что я устроила отвратительную сцену, но ничего не могу с собой поделать. Я в Америке уже три дня, и эта страна вызывает у меня только тошноту. Остается только искренне надеяться, что я больше никогда ее не увижу!

Помолчала немного и продолжала:

— По-моему, все вы в той или иной мере разделяете чувства Лоуренса, своего друга. Зачем же удивляться, что европейцы потешаются над вами? У вас ничуть не больше представления о том, что на самом деле происходит в Германии, чем у индейца племени сиу, живущего среди прерий в штате Южная Дакота. Там, в Берлине, я в основном защищаю вас, заверяю своих друзей, что они неправы, что все здесь интеллигентные, прогрессивно мыслящие люди, просто тяжелые на подъем. Теперь, когда я вернусь в Берлин, попрошу их извинить меня, скажу, что сильно заблуждалась в отношении вас.

Остальные гости тоже встали и, вежливо пожелав Эмили спокойной ночи, покинули дом. Рейнольд тяжело, грузно опустился на стул, помешивая ложечкой пролитое на блюдце кофе.

Эмили, пораженная, впилась глазами в дочь. Трудно даже представить, что заставило ее проявить такую агрессивную невоздержанность. Сама Эмили не голосовала с 1924 года и твердо считала, что политика — это удел ирландцев. Пусть занимаются ею, если им охота.

— Вот уж рада, что мои сыновья не воспитываются в этой идиотской стране! — добавила Айрин.

Отворилась дверь, в столовую вошла Пегги — явно нервничала, но старалась держать себя в руках. «Ох, как плохо сейчас все обернется», — поняла Эмили.

— Айрин, — начала Пегги, — нам нужно поговорить.

— Послушайте, девочки, — вмешалась встревоженная Эмили, — не стоит говорить друг другу дерзости, о которых вы обе потом пожалеете.

— Заранее знаю, о чем пойдет речь! — возгласила Айрин. — Муж Пегги, этот защитник черномазых, только что отчитал ее, и теперь моя сестра намерена предложить нам покинуть ее дом.

— Совершенно верно! — подтвердила Пегги. — И желательно сегодня же.

— Пегги! — воскликнула Эмили. — Айрин!

— Я просто в восторге! — Айрин отодвинула свой стул. — Рейнольд!

Рейнольд последовал ее примеру, пытаясь втянуть свой толстый живот поглубже, чтобы не мешал.

— Цивилизованные люди, — ораторствовал он, — должны подходить к подобному вопросу безличностно, в абстрактных терминах. Если хотите знать, в исторической перспективе…

— Убирайтесь прочь, — ровным тоном велела Пегги.

— Пегги! — повторила, правда уже чуть слышно, Эмили. — Айрин!

Айрин выбежала из комнаты, а Рейнольд остановился возле двери, картинно поклонился всем и торопливо двинулся за женой…

И вот теперь Пегги — какое у нее холодное и равнодушное лицо — стоит рядом с Эмили, а над их головами все еще надсадно гудят двигатели самолета, и от этих звуков закладывает уши. Как далеки они теперь от Нью-Йорка! Лоуренс лежит в могиле; нет в живых и Рейнольда — попал под бомбежку Восьмой армии ВВС США в Берлине, и его не удалось извлечь из-под руин. Неподалеку от того места, где он был погребен под грудой камней, лежал его племянник Бад — погиб при неудачной переправе через реку Саар; оба сына Айрин полегли в далекой России, и неизвестно, какие им там приходилось форсировать реки.

Теперь письма от Айрин такие печальные, по ним чувствуется, насколько она сейчас разбита, — вдова, оставшаяся без сыновей, горько оплакивающая свои потери в разрушенной стране.

«Я попрощалась с Рейнольдом в одиннадцать утра, и потом появились в небе бомбардировщики, и в час дня стали падать бомбы; больше я его не видела». Или: «Дитриху исполнилось всего семнадцать, когда забрали и его. Мне сказали, что его отправят в зенитную часть, но на самом деле отправили в пехоту; у него не было никакого шанса выжить в этой мясорубке. Его товарищи рассказали, что он храбро сражался до конца».

Или еще: «Конечно, нашего красивого дома в Берлине больше нет, но, к счастью, сохранилась дача. Мне повезло, что она оказалась в американской зоне. Не в силах передать тебе, что я испытывала, — слезы наворачивались на глаза, когда увидела благородные лица американских солдат, услыхала, как один обратился ко мне со словами: „Мэм, я родом из Милуоки, штат Висконсин“. Все они были так добры ко мне, даже выделили мне охрану из трех человек, когда узнали, что я американская гражданка. Такая охрана сейчас просто необходима: по стране бродят дикие банды освобожденных из тюрем преступников, грабят, убивают, и у них нисколько не больше жалости к людям, чем у беспощадного тигра.

Большая часть моих капиталов находится в русской зоне, и мне пришлось трижды приезжать в Берлин, чтобы попытаться вернуть хоть какую-то сумму, но банки все время хитрят и не желают идти мне навстречу. Тот почтовый перевод, что ты прислала с этим симпатичным лейтенантом Уилсоном (он был так добр ко мне), оказался очень кстати.