Пестрая лента

— Почему же не сказали сразу?

— Я испугался. Все так случилось неожиданно. Все против меня. Но я не убивал сэра Джона. Я только довел его до дороги.

После долгого следствия состоялся суд. Аргументы обвинения уже изложены. И надо прямо сказать, достаточно сильные аргументы. Защита противопоставила им лишь одно возражение.

— Зачем, — спрашивал адвокат, — Уильяму Гардинеру, чтобы убить и ограбить Бруна, нужно было идти за ним до дороги, там проломить череп, отнести обратно к своему трактиру и бросить на конюшне? Никакой логики в действиях убийцы, если перед нами истинный убийца.

Подсудимый ничего не мог сказать в свое оправдание. Он шел за Бруном, он отдал его бумажник жене, он уехал в город, он лгал насчет приятеля и выигрыша. Поэтому Гардинер взывал не столько к суду, сколько к небесам.

— Видит бог, я не виновен, — твердил он.

Присяжные признали его виновным. Хотя единственный аргумент адвоката и вызвал споры. Нелогичность действий предполагаемого убийцы объяснили необычностью ситуации, взвинченными нервами и т. д. Приговор был утвержден. Ходатайство о помиловании король отклонил. Гардинера повесили…

А через четыре года на исповеди умирающий Джильберт сказал священнику, что взял на душу великий грех. Это он убил своего хозяина, который своим поведением компрометировал славный род Брунов. Он же оклеветал Гардинера, которого яростно ненавидел.

— Я был орудием в руках божьих, — воскликнул, испуская дух, полубезумный старик…

И только тогда было объяснено единственное противоречие в деле: старик убил сэра Джона на дороге, отнес его к конюшне и там бросил. Гардинер же действительно перед этим проводил Бруна до дороги, действительно нашел его бумажник и отдал жене спрятать, а лгал следствию потому, что действительно испугался.

Увы, было уже слишком поздно что-либо исправить.

Вот какую историю вспомнил я, когда Эдуард Агавелян поведал о своей неудаче. Поистине у правосудия нет задачи — обвинить. У него иная, более сложная и более ответственная задача — установить истину.

Конечно, следователю, в частности, или инспектору приходится «припирать к стенке» подозреваемого в преступлении человека: добытыми уликами припирать, логикой суждений, данными экспертизы. Но только не властью, коей обладает следователь над подследственным, инспектор — над подозреваемым в чем-то человеком.

— Понимаете, он вроде у тебя в руках. Еще чуть-чуть: «Сознайся, лучше будет, все против тебя, я ж тебя упеку, если ты…», и он, быть может, расколется. И «раскалывается». В лучшем случае до суда. — Эдуард, будто споря с кем-то, повысил голос: «Но нельзя так, нельзя!..»

Это очень драматическая коллизия. Сознание, что ты плохо сработал, ибо след ведь был, обязательно был; ответ перед начальством с вытекающими отсюда последствиями; примирение с фактом, что преступник уходит у тебя из рук, — все это на одной чаше весов. Мужество, за которое ни орденов, ни медалей, ни даже благодарностей — на другой.

Да, мужество. Ибо не легко, очень не легко, повторяю, бывает поставить в деле подпись: «прекратить за недоказанностью вины». Хуже, когда дело доходит до суда. Еще хуже, когда оказывается, что осужден невиновный.

Эдуард Агавелян — детектив высокого класса. На его «плюсовом» счету, в графе «дебет», много блестяще раскрытых преступлений — они в той толстой пачке фотографий из его блокнота, и рассказанная история не относится к его первым неумелым шагам. Он анализирует еще и еще раз весь ход следствия.

— Стечение обстоятельств? — спрашиваю. — Или действительно, отсутствие того самого следа, который «всегда» оставляет преступник?

— Только не отсутствие следов…

Я уже говорил, что преступления без следов не бывает. Эта истина столь же очевидна, сколь и непостижима. Одна из загадок психологии преступника основана именно на ней. Вернее, на отклонении от этой истины. На самом банальном заблуждении, будто можно что-то сделать и не оставить следов. Все преступники горят на этом и все же с упорством маньяков продолжают строить иллюзии. И неудача, о которой я только что рассказал, подтверждает лишь исключение, но никак не само правило. Ведь клочок газеты все же привел в дом Гасана.

В другом случае Эдуард имел еще меньше, казалось бы, исходных данных… Тут и ни газетного клочка, ни всезнающей старушки, ни наблюдательных кондукторш. К счастью, никто не успел и «затоптать» следов.

Тогда, это было под Новый год, ограбили железнодорожника: сняли форменный мундир и взяли деньги. Человек этот забежал к вахтеру в будку погреться. Женщина дала кое-что, чтобы смог он до дому добраться. Кто грабил, пострадавший не знал — его оглушили ударом сзади.

Примерно в это же время случилось несколько более трагических происшествий: нашли труп ревизора, — его застрелили из пистолета. Судя по гильзам — иностранного образца. Потом было покушение на грабеж, и тоже стреляли. Наконец, был убит постовой милиционер. И ни разу не удалось напасть на след. Никто даже не видел преступника, даже примерных примет никто дать не мог. И никаких видимых следов.