Пёстрая тетрадь

От вокзала ехали на такси. Кружили по улицам пока что незнакомого Ине города, в котором рядом с новой двадцатиэтажкой спокойно стояли те же зелёные домики и росли яблони. Ине всё это казалось сказочным и нереальным, словно яркий сон. Может быть потому, что в поезде она не выспалась?

– Вот мы и дома… – тихо сказала мама, увидев в окне такси что-то, что Ина не могла разглядеть.

Ина подумала, что сейчас машина остановится и они выйдут на неширокую улицу, застроенную двухэтажными домами – старинными, из тёмно-красного с оранжевым оттенком кирпича или с розовой или голубой штукатуркой, с красивыми побеленными наличниками и карнизами. Между домами были ветхие деревянные или старинные кирпичные заборы, ворота и калитки с арками, как в старых фильмах. Но машина всё ехала и ехала. Потом свернула на другую улицу, теперь уже с одноэтажными домами. Ко многим из них вели съезды, наверное, для машин хозяев этих домов. Бывали и дома, к которым подъехать не получилось бы, потому что тротуар от дороги отделяли широкие газоны или цветники, а то и высокие старые деревья.

Наконец такси остановилось на обочине у одного из таких безподъездных домов, зелёного, со словно бы маленьким домиком наверху.

«Дом с мезонином, – подумала Ина. – Прямо как в старых книжках! Сколько же ему лет?»

Она выбралась из машины, размяла подрагивающие то ли после долгой дороги, то ли от волнения ноги, подхватила рюкзак и сумку и побрела за родителями по пожухлой высокой траве газона.

– Надо будет навести тут порядок. С июня, наверное, никто траву не косил, – негромко пробормотал папа и толкнул зелёную жестяную калитку.

На крыльце стояла пожилая женщина. Ина удивилась, что бабушка так изменилась. Или она бабушку плохо помнит? Но фотографии же есть.

– Приехали наконец! – сбежала с крыльца невысокая полная женщина в выцветшем халатике и стоптанных шлёпках. – Валерия Николаевна так вас ждала!

– Что случилось?! – Мама побледнела и схватилась за папин локоть.

Толстушка всплеснула руками, словно собиралась взлететь, и стала похожа на встревоженную курицу.

– Не волнуйся, Сашенька, ничего страшного. Да заходите же домой! Вы с дороги на ногах не стоите! И девочке отдохнуть надо. Сейчас всё расскажу.

Все зашли в полутёмный и показавшейся Ине гулким, словно внутренности гитары, дом. В носу защипало от запаха лекарств. Ина, зацепив носком одной кроссовки пятку другой, стянула одну кроссовку, потом, зацепив пятку за порог, другую. Через тонкие носки приятно холодил ноги деревянный пол. Девочка всё ещё чувствовала себя словно во сне, не понимая, что быстро и немного встревоженно говорит похожая на наседку женщина. Но вскоре всё-таки осознала, что к чему.

Бабушку Валеру увезли на скорой, когда их поезд подходил к городу. Она успела позвонить соседке, оставить ключи. Соседка просидела в пустом доме несколько часов, ожидая новых хозяев.

– Да ты, Сашенька, не волнуйся! – тараторила она, пытаясь одновременно обнять сонную Ину и встревоженную маму. – С Валерией Николаевной ничего страшного нет. Сказали, что с сердцем всё хорошо будет. Нужно просто в больнице полежать, подлечиться. Возраст-то у неё какой уже! Сказали, что как только вы приедете, так они тебя к ней пустят. Не волнуйся, сядь, отдохни с дороги. Там приёмные часы ещё не начались. Успеешь.

Она вскочила с покрытого пушистым пледом дивана и вскоре уже несла из кухни красивый поднос с чашками, заварочным чайником и сахарницей.

– Вот. Сейчас печенье и чайник принесу. Поешьте с дороги. Другого пока нет. Я не стала смотреть, что у Валерии Николаевны где лежит. А печенье на столе стояло, я сама и покупала вчера. Она просила, чтобы к вашему приезду.

Родители слушали, обмениваясь встревоженными взглядами. Ина молча уставилась в чашку – красивую, из тоненького фарфора, но не китайскую, а, наверное, купленную много десятков лет назад. Такие сейчас не продают. И печенье оказалось непривычным, наверное, местная фабрика делает.

После чая мама быстро переоделась, чтобы не идти в больницу в дорожном, и уехала к бабушке.

Папа взглянул на Ину:

– Ну что, Инка-картинка, давай обживаться. Помнишь, где тут что?

– Плохо…

– Тогда пойдём, покажу. Я же здесь ремонт делал. Когда ты в лагере была.

После обычной двухкомнатной квартиры дом казался Ине огромным, словно старинный особняк. Он и вправду был старинным, построенным аж в позапрошлом веке.

– Вот тут кухня, – объяснял папа. – Тут всё новое, мы с твоим дедушкой Гришей тут ремонт делали. Всё, что нужно, есть.

«Кроме любимой маминой посудомойки», – фыркнула про себя Ина. Но зачем бабе Валере эта посудомойка, если она жила одна? А всё остальное было на самом деле новым, удобным. И красивым. Особенно оранжевые дверцы встроенной мебели, совсем непохожие на светлые, как в прежней московской квартире. Оранжевые всегда веселее.

Новой оказалась и ванная, правда, расположенная не в самом доме, а в том, что раньше называли сенями. Но ванная была большой, светлой из-за высоко расположенного окна с матовым стеклом. И с непонятным серебристым баком на стене.