На конец доски длиной в пять метров сажал трубача, зубами поднимал доску за другой конец, трубач играл марш, а он в темпе марша обходил сцену.
Широко расставив руки, брал в каждую по полному кубку вина. Затем ему надевали на запястья веревочные петли, и он вызывал из публики шестерых мужчин в помощники. Расставлял их по трое с каждой стороны и велел им взять в руки концы веревки и тянуть, что есть сил, не давая ему поднести кубки ко рту и выпить их. Те, как ни напрягались, все ж не могли помешать этой горе мышц свести руки, поднести кубки ко рту. И он их выпивал до последней капли.
Ложился на спину, на грудь ему ставили тяжеленную наковальню, на нее клали толстый железный стержень. Два молодца-молотобойца кувалдами старательно разбивали стержень на мелкие кусочки. После испытания грудной клетки шло испытание области желудка. Богатырь укладывался меж двух расставленных стульев: пятками ног упираясь на один, головой на другой. Область желудка придавливали громадным камнем, один из помощников тяжеленной деревянной кувалдой разбивал камень на куски.
Он был настоящим артистом и самый впечатляющий номер приберегал к концу представления. Из крепких балок собирали похожее на башню сооружение в несколько метров высотой. Внутрь, до самого пола на цепях спускали дощатый помост. На помост заводили коня с трубачом в седле, и пока тот что есть сил дул в свою трубу, Экенберг с верхушки этой башни
Я потому так подробно рассказываю про него, что он удостоился большой чести со стороны ученого мира. Редакторы известного в ту пору научного сборника «Breslauer Sammlungen», желая положить конец слухам о вмешательстве сверхъестественной силы, подвергли научному обследованию выступления силача. Третий том сборника (с, 822) публикует результаты: ни о каком вмешательстве сверхъестественных сил и речи быть не может, секрет достижений Экенберга — исключительно
Я не знаток накачивания мышц, поэтому вынужден полагаться на мнение спортсменов, пусть они решают, что из приведенных выступлений героев-силачей правда и что сказки.
Но я еще не закончил рассказ о мэтре Экенберге. «Breslauer Sammlungen» исследует и другую сторону таланта, чтобы со всей наглядностью показать, что природа, воистину одарив овчинкой, сэкономила на выделке. То есть насколько силен был Экенберг, настолько же ужасающе и беспросветно глуп.
Случилось ему покупать лошадь на ярмарке. Продавец, зная об умственных способностях «второго Самсона», лихо втянул его в такую сделку: внести плату в течение двадцати четырех часов на очень выгодных условиях. За первый час надлежит уплатить всего 1 пфенниг, за второй — 2, за третий — 4, за четвертый — 8 и так далее, то есть за каждый час — удвоенную плату, чем за час предыдущий. Экенберг никогда не слышал старинного анекдота про шахматную доску и с превеликой радостью ударил по рукам. Но пока он своим слабым умишком сосчитал до десятого часа, к примеру, то плата все еще составляла 1 имперский талер, 18 грошей и 10 пфеннигов. Но посчитай-ка он дальше, то ему и в ночном кошмаре не приснилось бы, что за пятнадцатый час сумма платежа уже хитро подскочила бы до 50 талеров, за двадцатый — до 1 820 талеров, а за двадцать четвертый — до 58 254 талеров, 5 грошей и 3 пфеннигов.
«Breslauer Sammlungen» во втором томе за 1717 год дословно приводит текст этого странного обязательства, с которым лошадиный барышник тут же побежал в суд.
Тогдашнее право, следовавшее букве договора, не знало милосердия: суд обязал несчастного силача к платежу, а поскольку он был не в состоянии этого сделать, его упрятали в долговую тюрьму. Потом его выпустили под залог, но тень этого чудовищного судебного разбирательства на долгие годы отравила ему жизнь, пока верховный суд не признал сделку безнравственной и не отказал барышнику в его алчных притязаниях.
Два греческих историка, Геродот и Павсаний, описывают удивительную историю об одном подводном пловце по имени Скилий.
Он служил при флоте Ксеркса, но, возненавидев персов за варварство, пожелал переметнуться к грекам. Решился на побег. Случай представился, когда после сильного шторма персидский флот укрылся в заливе перед Афетами. Ночью он прыгнул в море и проплыл
Он смело мог удивляться, потому что расстояние между этими двумя гаванями составляет 80 стадий. Один олимпийский стадий соответствует 185 метрам, то есть Скилию пришлось