Пестрые истории

— Вот, сын пошел в отца! — хвастались сторонники Наундорфа. — Страсть отца у него проявилась в механике — он избрал ремесло часовщика и создает сложные конструкции. Разве это не решающее доказательство его происхождения?

Суммируем сказанное: рассматривая повороты в деле Наундорфа, как если бы перед нами проворачивалось колесо удачи, нельзя отрицать, что шарик в равной мере выпадал и на красное и на черное. Однако судебное разбирательство не закончилось и с его смертью. Теперь уже семейство Наундорфа стремилось воскресить его из праха.

Семейство Наундорф

Защищать их дело опять взялся Жюль Фавр, который стал министром иностранных дел.

Здесь я хочу рассказать один интересный эпизод.

В январе 1871 года Париж был вынужден капитулировать перед осаждавшей его немецкой армией. Договор о прекращении огня подписал в Версале 28 января Жюль Фавр, тогдашний министр иностранных дел.

В Париж он возвращался в карете в обществе графа Эриссона. Разговор шел о заключительной церемонии этого печального акта. «Бисмарк, — рассказывал Фавр, — пожелал, чтобы я после подписания поставил под договором свою печать».

— Я не взял ее с собой.

— Все равно, поставьте любую, — ответил канцлер. — Я вижу у вас на пальце перстень, воспользуйтесь им.

Фавр снял с пальца перстень и показал графу Эриссону. Это был античной шлифовки камень в оправе.

— Вот этим перстнем я припечатал договор о прекращении огня. Знаете, чей это был перстень? Наундорфа, вернее, Людовика XVII. Я помогал его сыну советами, денег я от него не взял, и в благодарность он дал мне этот перстень.

Эриссон воспользовался случаем, чтобы спросить.

— Вы в 1851 году взялись представлять интересы семьи. Я знаю, каковы обязанности адвоката: защищать интересы клиента, даже если он не прав. Но что касается Наундорфа, вы в самом деле верите, что он был сыном Людовика XVI?

— Это мое святое убеждение. Не выгоды ради, не по моей адвокатской обязанности взялся я за это дело, но единственно из любви к истине.

— И ваши республиканские чувства позволили это?

— А почему нет? Истина не зависит от политики. Если я нахожу дело правым, я встаю за него против всех.

Великий оратор в самом деле будто бы обручился с делом Наундорфа. Бесподобная адвокатская ловкость, блестящее красноречие — все было вложено им, и все напрасно.

Суд отверг прошение об анкете. Опять запели старую песню: официальные документы и показания свидетелей подтверждают, что Людовик XVII умер в Тамиле, следовательно, все новые доказательства излишни.

Жюль Фавр обжаловал решение. На восьми заседаниях он сотрясал воздух, защищал, обвинял, опровергал, аргументировал — и все бесполезно. Верховный суд оставил отрицательное постановление в силе.

Вместе с тем даже непредвзятые критики говорили: жаль было отвергать прошение и не продолжить доказательный ряд. Одна анкета не помешала бы столько раз выдвигаемому делу, она способствовала бы вынесению окончательного решения.

Ситуация собственно такова.

В 1840 году процесс отложен.

В 1852-м прекращен.

В 1872-м его не позволили даже начать.

Но это дело и позднее имело продолжение: в 1911 году от него уклонились.

Это случилось, когда сенатор Буасси д’Англа от имени потомков Наундорфа обратился во французский сенат: на этот раз потомки, не желая затрагивать вопрос о притязаниях на трон, довольствовались тем, что просили признать их гражданами Франции.

На заседании 21 марта 1911 года в сенате было объявлено, что сей орган не является компетентным в этом деле.

А ведь прошение было подготовлено очень основательно: 260 страниц, настоящий книжный том!

Итак, правомерность или неправомерность притязаний Наундорфа окончательным судебным решением не подтверждена до сих пор!

Одним-единственным результатом можно все же отчитаться. Поскольку в те самые времена в Дельфте в книге регистрации смертей Наундорфа записали как Бурбона Карла Людовика, для его потомков свидетельства о рождении выписывали тоже на имя Бурбон. То есть французские власти вынуждены были признать, что они по праву носят имя Бурбон.

И так будет до тех самых пор, пока какому-нибудь из графов Шамбор или другому настоящему Бурбону не придет на ум начать с ними тяжбу из-за неправомочного использования родового имени. Что маловероятно, потому что весь этот чудовищный процесс можно начинать сначала.

***

В заключение надо было бы найти ответ еще на один вопрос.

Если принять за действительное, что маленькому королю устроили побег из Тампля, а Наундорфа считать обманщиком, то все же остается без ответа вопрос: что же случилось с бежавшим Людовиком XVII?

Но и здесь мы можем только блуждать среди предположений и догадок.

Возможно, — говорят одни, — что поскольку побег был устроен с согласия членов Конвента, то они потом сами испугались последствий и убрали ребенка.

Возможно, говорят другие, что он стал жертвой подозрительности графа Прованского, позднее Людовика XVIII, который желал бы освободиться от опасного для его собственных притязаний мальчика.