Пьесы

Морис. Никогда не знаешь, в какой мере можно положиться на женское сердце. Если бы я рассказал тебе один эпизод из моей жизни, воспоминание о котором до сих пор причиняет мне боль… увы, ты бы это признал и сам.

Этьен. Не надо мне ничего рассказывать. Прошлое не в счет. И потом… разве можно все классифицировать!

Морис. А что прикажешь делать с опытом?

Этьен.Я убежден, что в любви не существует опыта.

Морис. Поистине — речь юноши, еще не любившего!

Этьен. Когда любишь, прошлое стирается; ты как бы рождаешься вновь.

Морис. Знаю; многие, кто влюблен, повторяют это всякий раз. Увы, они обманывают себя. В любви, мой мальчик, каждый черпает из прошлых радостей, которые требуется обновить, или из разочарований, которые надо стереть из памяти… Скольким вещам еще должна научить тебя жизнь!

Этьен.Я предпочту обойтись без подобной науки.

Морис. Знай же, что все самое чудесное, привлекательное в наших отношениях с Агатой связано с тем, что мы не вносим в них ничего мнимо романтического. Между нами — абсолютное согласие…

Этьен. Тебе это только кажется.

Морис. Пройдя через определенные жизненные испытания, перестаешь доверять восторженным порывам. Жизнь учит ценить умеренность чувств, находить в них источник тонкого наслаждения. Как от пейзажа…

Этьен. Так, значит, эта целомудренная близость, победа, одержанная духом, не была — с твоей стороны, по крайней мере, — жертвой? Не рассчитывай, что это найдет во мне восторженный отклик.

Морис. Не все же я могу тебе объяснить, согласись…

Этьен. Не знаю.

Морис. Даже будь мои устремления не такими уж платоническими… мне известно по опыту, чего иной раз стоит поддаться порыву. Поверь мне, полное обладание — иллюзия, мираж!

Этьен. Во всяком случае, столь рассудительное счастье ее не могло удовлетворить. Она просто смирилась.

Морис.Я уверен в обратном… Повторю тебе еще раз: в этом мы достигли полного взаимопонимания. И обрати я к ней страстные мольбы — у нее хватило бы мудрости отказать мне.

Этьен. О, как же вы мудры оба! Я предпочел бы падение двух охваченных страстью людей вашей слишком легко одержанной победе над собой.

Морис. Мальчик мой, я не подозревал в тебе столь романтических наклонностей.

Этьен. Хватит иронии. Я чувствую себя на грани чего-то ужасного. Сейчас речь уже идет о нас с тобой, не только о тебе. К счастью, время теперь другое и от тебя не требуется столько добродетели. Откажись от этих каторжных цепей!

Морис. Могу я поинтересоваться, что ты так величаешь?

Этьен. Отец, если б ты мог видеть себя в зеркале! Тот, кто сейчас взглянул бы на тебя со стороны, ни за что бы не поверил, что ты любишь своего сына.

Морис. Так ты что, действительно хочешь нашего развода?

Этьен. Я страстно жажду этого — и для мамы, да, и еще для чего-то, что выше нас: называй это как угодно. Моей религией, если хочешь.

Морис. Но по какому праву?

Этьен. Ты сам дал мне это право, рассказав, чем была ваша жизнь. Я хотел бы расторгнуть ваши узы, как вырезают больное сухожилие.

Морис(неуверенно). Но я уже сказал тебе, Этьен: все не так просто. Двадцать три года совместной жизни — это связывает людей гораздо крепче, чем ты можешь предположить. И как ни суди друг друга…

Этьен. Но между вами — только озлобление, злопамятность, воспоминания, причиняющие боль.

Морис. Однако эти воспоминания цепко держат тебя… И потом, не надо быть несправедливым: вспомни, как твоя мать три года тому назад выхаживала меня, когда у меня начался перитонит.

^{Этьен смотрит на него с растущим изумлением.}

Этьен. Но при тебе почти неотлучно была сиделка.

Морис(настойчиво). Разве одного этого не достаточно, чтобы убедиться, что в нас, за пределами того, что мы о себе знаем, есть глубинные резервы привязанности…

Этьен. Это привычка, а не привязанность.

Морис. Так ли уж легко их различить?

Этьен. Но ведь с какого-то времени…

Морис...Да, характер твоей матери испортился, в ней стала проявляться грубость; не помню, чтобы прежде меня это так шокировало. Должен признаться, что и под твоим влиянием…

Этьен. Как?..

Морис. Точнее, в силу твоего присутствия ее недостатки все больше бросались мне в глаза. Но если подумать — разве мне не в чем упрекнуть самого себя? Ты ведь знаешь, от меня можно ждать оскорбительных, безжалостных слов. Надо признать откровенно: я мог неуместными вспышками гнева, а подчас и пренебрежением в какой-то мере способствовать тому, что мы стали все меньше понимать друг друга… (Вполголоса.) Возможно даже… как знать?.. тому, что она так опустилась!