Пьесы

В «Бидермане и поджигателях» сильно чувствуется духовный климат буржуазной Швейцарии, которая благодаря выгодному географическому положению и постоянному нейтралитету давно стала европейским банкиром, центром пересечения финансовых, экономических и политических связей капиталистического мира. Под наплывом нечистой валюты, под гнетом «золотого тельца» нравственная и духовная деформация человека проявляется здесь особенно ярко. Недаром Осип Мандельштам еще в 20-е годы назвал Швейцарию «самым гнилым местом Европы». А Макс Фриш тридцать лет спустя «усталым обществом сытых обывателей».

Фриш разоблачает демагогию этого общества, пытающегося за лицемерными фразами о свободе и демократии скрыть уродливую суть антигуманных отношений. Выступая в 1957 году на юбилейных торжествах общины, к которой принадлежит город Цюрих, он, в частности, сказал: «Что мы имеем в виду, когда воспеваем нашу свободу? Чудовищно щекотливая тема. Всякий рабочий свободен у нас поделиться своим недовольством, а всякий работодатель — прекрасное словцо: ведь он не дает работу, а берет себе, присваивает ее плоды за частичную плату — свободен уволить его, и тогда рабочий свободен искать себе новое место».

С такой же неопровержимостью Фриш доказывает несостоятельность мифа, которым так любят кичиться швейцарские обыватели, — мифа об их бесстрашном и мужественном антифашизме, об их радушии и сердечности по отношению к беженцам во время войны. Когда в 1958 году Фришу присвоили самую почетную в ФРГ литературную премию имени Бюхнера (для чего пришлось изменить ее статут: она присуждалась до тех пор только немцам), он в своем традиционном выступлении лауреата коснулся этой темы. Признав, что Швейцария действительно предоставила убежище многим именитым, таким, как Томас Манн и Роберт Музиль, Георг Кайзер и Карл Цукмайер, он в то же время подчерк-пул, что многим «безымянным» было отказано в визе, а для других эмиграция обернулась «ловушкой». Один из «именитых», Карл Цукмайер в недавно опубликованных мемуарах подтвердил правоту Фриша. Припомнив, как немилостиво встретила Швейцария в бурные 1848–1849 годы Фридриха Энгельса, он свидетельствует, что «спустя девяносто лет она не подобрела к эмигрантам… То и дело приходилось сталкиваться с проявлениями неприкрытого антисемитизма и симпатий к нацистам»[56]. «Что было бы, если б Германия напала и на Швейцарию?» — спрашивает Фриш в «Дневнике».

Политическая притча «Андорра» призвана дать ответ на этот вопрос. В вымышленной стране Андорре, белые уютные домики которой соседствуют с обширной и могущественной империей «черных», живет в доме учителя его приемный сын, якобы спасенный от погрома еврейский юноша Андри. На самом деле Андри — кровный сын учителя от брака с одной из «черных», что учитель скрывает, резонно опасаясь нетерпимости андорранцев по отношению к соседям. В глазах окружающих Андри еврей. В соответствии с этим ему вменяются качества и свойства, которые обывательское мнение приписывает «жидовскому» характеру. Мнимое еврейство Андри становится его прокрустовым ложем, «ролью», навязываемой ему общественным предубеждением. Он хочет стать плотником, но его принуждают выбрать торговлю; его мужество выдают за озлобленность, ум — за трусость, проницательность — за коварство и т. д. Те же, кто ему сочувствует, как священник, делают это из соображений, что он «изгой», «не такой, как все», призванный «пострадать», и, призывая его к терпению, только подталкивают к «роли», к убийственному клише заклейменного общественными предрассудками человека. Даже продиктованная благими намерениями мысль священника движется по непреложной схеме, из-за чего и лестные суждения о человеке оборачиваются пагубой для него: «В тебе есть искра, Андри. Ты мыслишь. Почему бы не быть людям, в которых разума более, нежели чувств? В вас есть искра. Вспомни Эйнштейна! И всех прочих, как их… Спинозу!» В этом «как их…» проскальзывает ухмылка мещанина, готового утешить комплиментом, но внутренне сознающего свое превосходство и тихую радость принадлежности к «нормальной» части человечества.

Андорранцы при случае не прочь похвастать своими гражданскими добродетелями, возвышающими их над «черными», от которых они великодушно спасли еврейского мальчика. Но когда «черные» врываются в их страну, рожденная голым предубеждением антипатия отдельных обывателей становится массовым психозом. Спасая и выгораживая себя, они видят в изгое Андри козла отпущения, и учитель бессилен их переубедить и уберечь своего сына от казни. Казнь совершают «черные», но подлинные убийцы — сограждане Андри.