Пьесы

Кошон. Довольно, господа. Мы тратим время на пустяки. Жанна! Сейчас я задам тебе очень важный вопрос. Подумай, как на него ответить, ибо от этого зависит твоя жизнь и спасение твоей души. Согласна ли ты за все свои слова и поступки, хорошие и дурные, безропотно подчиниться приговору святой церкви, заместительницы бога на земле? Это в особенности касается тех речей и действий, в коих обвиняет тебя брат продвигатель, выступающий на этом суде: готова ли ты принять то истолкование, которое, по внушению свыше, придаст им воинствующая церковь?

Жанна. Я верная дочь церкви. Я сделаю все, что церковь мне прикажет…

Кошон(наклоняясь вперед, с надеждой в голосе). Да?..

Жанна. Если только она не потребует невозможного.

Кошон с тяжелым вздохом откидывается в кресле. Инквизитор поджимает губы и хмурится. Ладвеню горестно качает головой.

Д’Эстиве. Она обвиняет церковь в безумии и сумасбродстве: будто бы церковь может требовать невозможного!

Жанна. Если вы велите мне признать, что все, что я до сих пор говорила и делала: все видения, которые у меня были, все мои голоса и откровения — все это не от бога, — ну так это невозможно; этого я никогда не признаю. Что я делала по божьему велению, от того я никогда не отрекусь; все, что он мне еще повелит, я сделаю и никого слушать не стану. Вот это я и называю невозможным. И если то, что мне прикажет церковь, будет противно тому, что мне приказал бог, я на это не соглашусь, что бы оно ни было.

Асессоры(возгласы изумления и негодования). О! Церковь противна богу! Ну что вы теперь скажете? Жесточайшая ересь! Слыхано ли что-нибудь подобное! (И т. д.)

Д’Эстиве(бросает на стол свои бумаги). Монсеньер! Каких свидетельств вам еще нужно?

Кошон. Женщина! Ты сказала достаточно для того, чтобы десять еретиков послать на костер. Почему ты не хочешь слушать наших предостережений? Как заставить тебя понять?..

Инквизитор. Воинствующая церковь говорит тебе, что твои голоса и твои видения были посланы дьяволом, жаждущим твоей погибели. Ужели ты не веришь, что церковь умнее тебя?

Жанна. Я верю, что бог умнее меня. Его приказ я и выполняю. Все мои преступления, как вы их называете, я совершила потому, что так мне велел бог. Я уже сказала: все, что я делала, я делала по божьему изволению. И ничего другого сказать не могу. И если какой-нибудь церковник скажет, что это не так, я ему не поверю. Я верю только богу, и ему я всегда покорна.

Ладвеню(пытается ее уговорить; умоляюще). Дитя, ты сама не понимаешь, что говоришь. Зачем ты губишь себя? Послушай. Веришь ли ты, что ты должна покорствовать святой церкви, заместительнице бога на земле?

Жанна. Да. Разве я когда-нибудь это отрицала?

Ладвеню. Хорошо. Но не значит ли это, что ты должна покорствовать его святейшеству папе, кардиналам, архиепископам и епископам, которых всех замещает здесь сегодня монсеньер епископ?

Жанна. Да. Но сперва богу.

Д’Эстиве. Ах, так, значит, твои голоса приказывали тебе не подчиняться воинствующей церкви?

Жанна. Нет, они мне этого не приказывали. Я готова повиноваться церкви. Но сперва богу.

Кошон. И кто же будет решать, в чем твой долг? Церковь или ты сама, своим умом?

Жанна. Чьим же умом мне решать, как не своим?

Асессоры(потрясены). О!!! (Не находят слов.)

Кошон. Собственными устами ты изрекла себе приговор. Мы всё делали, чтобы тебя спасти, даже больше, чем имели права; мы снова и снова открывали тебе дверь, но ты ее захлопнула перед нашим лицом и перед лицом бога. Осмелишься ли ты утверждать после всего тобою сказанного, что ты находишься в состоянии благодати?

Жанна. Если нет, то да поможет мне бог его достигнуть. Если да, то да поможет мне бог его сохранить.

Ладвеню. Это очень хороший ответ, монсеньер.

Курсель. Значит, ты была в состоянии благодати, когда украла лошадь у епископа?

Кошон(встает в ярости). Черт бы побрал лошадь епископа и вас вместе с нею! Мы разбираем дело о ереси. И едва нам удалось докопаться до сути, как все опять идет прахом из-за дураков, у которых одни только лошади в голове и ничего больше! (Дрожит от ярости, но усилием воли заставляет себя сесть.)

Инквизитор. Господа, господа! Тем, что вы цепляетесь за эти мелочи, вы только помогаете Деве. Не удивляюсь, что монсеньер епископ потерял с вами терпение. Что скажет продвигатель? Настаивает ли он на этих второстепенных пунктах?