Пьесы

Б у р е н к о в. Ладно, Маша, ладно. (Повесил трубку, идет к столу, Анастасии.) Завари чаю, да покруче. (Пантелееву.) Извини, я сгоряча твою трезвую веселость не сразу разглядел.

П а н т е л е е в. Я чо, у меня слово — морской узел. Думаешь, я забыл, как ты за меня перед всем честным народом… Такое, Ефим Алексеевич, не забывается.

А н а с т а с и я. Голоса-то раздавались разные: кто — «за», кто — «против». Посрамил, мол, заводскую честь…

Б у р е н к о в (Анастасии). Ты что, разговорами угощать нас собираешься?

А н а с т а с и я. Чаем, Ефимушка, чаем. (Уходит.)

Л о з о в о й (наливает из графина). Вы хлобыщите чай, а я смородиновую… (Пьет.) Хороша наливочка, ох хороша.

Б у р е н к о в (Лозовому). У тебя путевка с какого числа?

Л о з о в о й. Со вчерашнего, а может, с позавчерашнего…

Б у р е н к о в. Если ты сегодня чемодан не соберешь, то завтра на парткоме, как пить дать, выговор схлопочешь.

Л о з о в о й (удивленно). Это еще за что?!

Б у р е н к о в. А за все! Что, к примеру, здоровье не бережешь. Жену зазря до слез доводишь. Соцфонды завкома на ветер пускаешь.

Л о з о в о й (Пантелееву). Видал гуся с лампасами? Соцфонды я на ветер пускаю, а? Я, между прочим, у вас бесплатную путевку не просил.

Б у р е н к о в. Тебе она досталась бесплатно. А завком за нее большие деньги перечислил.

Л о з о в о й. Видать, не зря тебя нештатным директором окрестили. Во все дырки нос суешь. И с чего тебе так неймется?

Б у р е н к о в. Доверие твое оправдываю — вот с чего. Ты в партком меня выбирал? Выбирал. В депутаты выдвигал? Выдвигал. Звезду Героя доверил от имени всего коллектива носить? Доверил. Потому-то совесть и не дает мне покоя.

П а н т е л е е в (Лозовому). Что верно, то верно. Алексеевич за всех за нас отдувается.

Л о з о в о й. А ты подсоби ему! Как бы ненароком пупок у него от почестей не развязался.

П а н т е л е е в. Злой ты сегодня, Терентий.

Л о з о в о й (наливая смородиновой). Злой! Потому как в товарищах ошибся. (Пьет.) Взять, к примеру, того же Ходокова… Он считай, на моих глазах от рядового планировщика до директора завода вырос…

П а н т е л е е в. И на моих тоже. Башковитый мужик. Помнишь, когда его в первые секретари горкома партии двинули? Что на заводе творилось.

Б у р е н к о в. Он и в секретарском кресле жил нашими заботами.

Л о з о в о й. Ну и подхалимы вы, братцы. Прямо-таки божка лепите.

П а н т е л е е в. Божок не божок, но человек он беспокойный, душевный. После того как меня на поруки взяли, не каждый первым руку подавал. А он подавал, по имени-отчеству величал. Еще секретарь парткома Ануфриев…

Л о з о в о й. Какой он секретарь?! Мальчишка. Со всеми за ручку. Варвара и та без спросу к нему вваливается.

Б у р е н к о в. Может, тебе и завод наш не завод, а отхожее место?

Л о з о в о й. Про завод я такого не скажу.

Б у р е н к о в. Тогда какого черта выкобениваешься?! Напраслину на людей возводишь. Ходоков, чтоб ты знал, семнадцатилетним юнцом войну встретил. Израненный и контуженный до самой Праги дотопал. Боевыми орденами отмечен.

Л о з о в о й. Будто я этого не знаю. Ты еще добавь, что Ходоков наш захудалый заводишко в люди вывел. На всю страну гремим. И за опытом к нам едут, и академики нас жалуют. У каждого личный план повышения производительности труда. А плата за это какая? Выпить — не смей. В семье будь паинькой. В городе ходи на цыпочках. Тебе в морду бьют, а ты вежливо улыбайся. Потому как ты уже одной ногой в коммунизме…

А н а с т а с и я  вносит самовар.

А н а с т а с и я (напевая). «Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка…»

Б у р е н к о в (Лозовому). Ты все сказал?

Л о з о в о й. Я не дурак: кое-что про запас приберег.

Б у р е н к о в. Тогда слушай, что я тебе скажу про честь и совесть нашего завода. Про его великую воспитательную и прочую миссию в городе Зубцовске…

Звонок в дверь.

А н а с т а с и я (спешит к двери). Урожайный нынче у нас день.

Входят  Н е д о г л я д о в а  и  А н у ф р и е в.

Н е д о г л я д о в а (с порога). Ты, Анастасия, жива? Ну и слава богу. (Заглядывает в комнату, Ануфриеву.) А вот и они, субчики-голубчики, сударики-маврики. Что ты теперь скажешь про народный контроль в лице Варвары Недоглядовой?

А н у ф р и е в (испытывая неловкость). Здравствуйте, товарищи…

Лозовой, прихватив со стола графинчик, молча надвигается на Недоглядову.

Свет гаснет.

Высвечивается просторная гостиная трехкомнатной квартиры Виссариона Алтайского. От пола до потолка — стеллажи с книгами, на стене гитара. Э л е к т р о н и к  с интересом разглядывает книги. Из кухни появляется  х о з я и н, он в спортивном костюме, в одной руке — кофейник, в другой — две чашечки.