Пьесы

Л о з о в о й (с завистью). Мировая у тебя жена, Митрий. Не то что моя активистка. (Садится за стол.) Ты хоть из-за своей и пострадал…

П а н т е л е е в. А знаешь, кто надоумил мою-то половину за решетку меня упрятать? Вездесущая Варвара.

Л о з о в о й. Вот стерва языкатая, не к столу будет помянута.

П а н т е л е е в. Ну, с другой стороны, промежду прочим, она вроде как спасла меня. Тормоза-то мои отказали начисто. Залью, бывало, зенки и на Анастасию с кулаками. Ревновал я ее спьяну-то. Потому и метил в основном под глаз…

Входит веселая  А н а с т а с и я, в руках большая сковорода.

А н а с т а с и я (мужу). Твоя любимая глазунья на старом сале. (Лозовому.) И тебе, Макарыч, после подворотни она в самый раз.

Л о з о в о й. А чарочка у тебя случайно не найдется?

А н а с т а с и я. С того дня, как Митя с нею с проклятущей разошелся — не держим. Смородиновой наливочки могу поднести. Дурману в ней никакого, а душу размягчает.

Л о з о в о й. Давай хоть деготь, лишь бы обиду утопить…

А н а с т а с и я. На кого обида-то?

Л о з о в о й. На всех, Анастасиюшка. На директора с парторгом. На завком… На жену мою, активистку, с сыновьями ее единоутробными… (Стукнул по столу.) Подавай смородиновую!

А н а с т а с и я. Это я мигом. Но ты сперва про обиду-то: чем они тебя, сговорясь, обидели?

Л о з о в о й. А всем! На курорт опять спроваживают. Три месяца лечился — не долечился. Брехня на постном масле. Разгадал я их маневр. На мое место другого наладчика метят.

А н а с т а с и я (вынимая из буфета графинчик). В таком разе, Макарыч, отведай смородиновой и поезжай.

Л о з о в о й. Куда?

А н а с т а с и я. На курорт.

Л о з о в о й (Пантелееву). Видал, в чью сторону клонит? (Выхватывает у нее графинчик, наполняет стакан.) Сейчас напьюсь до одури, а ты виновата будешь. Я всю общественность завода всколыхну! (Пьет.)

Звонок в дверь.

П а н т е л е е в. Лиха беда начало. (Открывает дверь, радостно.) О, кого я вижу! Входи, Ефим Алексеевич…

Входит  Б у р е н к о в, он при параде, на груди Звезда Героя Социалистического Труда.

Б у р е н к о в (с порога, вместо приветствия). Что же ты, рыжий черт, опять за старое? (Громко.) Анастасия! Подай мне что-нибудь поувесистей. (Прижав Пантелеева к стенке.) Скидай портки!

П а н т е л е е в (вырываясь). Ефим Алексеевич!.. Ручищи-то у тебя будто клещи — отпусти…

Б у р е н к о в (принюхиваясь). Не квартира, а пивная бочка. Анастасия! Помоги снять штаны.

А н а с т а с и я (растерянно). Ефимушка, родненький! Отпусти сокола-то моего…

Б у р е н к о в. Это он-то сокол? Курица он мокрая, ощипанная. (Пантелееву.) Я обещал выдрать тебя всенародно? Обещал?!

Л о з о в о й (встав из-за стола). Драть надо меня, Ефим… Это я тут воздух замутил. Отпусти Пантюшу.

Б у р е н к о в (отпустив Пантелеева). Час от часу не легче. Кто из вас по улице на четвереньках ползал? Кто во всю глотку горланил: мы рабочие завода коммунистического труда!

А н а с т а с и я (всплеснув руками). Бог ты мой! Никак, и тебе Варвара туману подпустила?

Л о з о в о й (возмущенно). Ну, ведьма! Пускай мне: на глаза не попадается — убью!

Б у р е н к о в. Лучше ты в подворотнях глаза ей не мозоль.

Л о з о в о й. Так она же вылитый Штирлиц. Один раз за всю жизнь в подворотню нырнул, а нате — на Подглядову напоролся.

А н а с т а с и я. Гостечки дорогие! Присядьте к столу. Чего мы у порога толчемся, будто бедные родственники. Я вам чаек с душицей заварю.

Б у р е н к о в. Чайком побаловаться оно, конечно, можно. (Лозовому.) Позвони жене, успокой.

Л о з о в о й. Ну, кому кого успокаивать — это, Ефим, дело семейное.

П а н т е л е е в. Давайте я звякну… Мне чо, я вмиг..

Б у р е н к о в (придерживая Пантелеева, Лозовому). Я тебя как друга прошу.

Л о з о в о й (идет к столу, наливает смородиновой). Трезв я для переговоров с активисткой Лозовой. (Пьет.)

А н а с т а с и я (сняв трубку, Буренкову). От этого зелья он совсем протрезвеет. (Лозовому.) Говори номер, я заместо телефонистки тебя с женой соединю.

Б у р е н к о в (набирает номер). Мария Яковлевна?

Г о л о с. Я самая… Ефим Алексеевич…

Б у р е н к о в. Успокойся, Маша. Муженек твой пока жив. Мы тут у Пантелеевых чайком балуемся. Если после нашей беседы ему станет ненароком худо, то ты уж не взыщи.

Г о л о с. Будь с ним поделикатнее, Ефим Алексеевич. Он в сердцах может такого натворить, так накуролесить…