Пьесы

В ж е ш е н ь с к а. Успокойтесь, коллеги. Кроме нашей группы есть еще пять. Там тоже идут острые дебаты. Кандидатами для проведения форума уже названы города многих стран мира.

Б о е в. Нет, Ядвига! Волей жребия пятая группа оказалась эпицентром совещания. Им важно, чтобы политический компромисс совершил не кто-нибудь, а именно глава советской делегации.

Х о л ь м а н. Представляете, что будет на пленарном заседании?

С о с н о в с к и й. Желтая пресса ждет этого компромисса. Хунта изо всех сил старается разорвать политическую блокаду. Пиночету сейчас важен не столько сам форум, сколько согласие молодежи мира собраться в Сантьяго. Потом можно будет под каким-нибудь предлогом и сорвать встречу. Или попытаться провести ее без представителей социалистического лагеря. Вариантов много. Предложение Гариса коварно, но категорически отклонить его — значит проиграть. (Взглянув на часы.) К сожалению, я должен идти. Думайте, братцы. (Эльзе.) Еще раз с днем рождения! Простите. (Уходит.)

Я р ц е в. Какие можно еще придумать аргументы в защиту третьего пункта?

Б о е в. Лучшие аргументы — факты.

Я р ц е в. Факты? А ты видел, как их тут выворачивают? Акт мира, подписанный в Хельсинки, — факт? Европейская встреча молодежи в Варшаве — тоже факт! Но самые благородные намерения ставятся под сомнение. Какую чушь несла сегодня Корти! «Коммунисты Европы собирались в Берлине, чтобы подписать тайный договор против свободного мира».

Телефонный звонок.

Б о е в (сняв трубку). Да! Кого? Одну минуточку. (Передает трубку Хольман.) Тебя. Сам фон Шлиттенберг.

Х о л ь м а н. Слушаю. Я занята. Что? Тетя? Ну, если тетя, то я постараюсь. (Резко опускает трубку.)

Я р ц е в (устало). Давайте-ка устроим небольшой перекур. Подумает еще каждый в одиночку. Если кого осенит — я на телефоне.

Г л е н. Мистер Ярцев прав. Нам надо немного освежить мозги. (Эльзе.) Я не прощаюсь. Подарок за мной. (Уходит.)

Х о л ь м а н. Может, вы все же перекусите?

Я р ц е в. Спасибо, что-то не хочется. Поздравляю тебя, Эльза. Извини нас, ради бога.

Все, кроме Вжешеньской и Хольман, уходят.

Поздний вечер того же дня. Перед нами снова номер Ли. Здесь в непринужденной беседе идет целенаправленная обработка некоторых участников пятой группы. Среди них мы видим  С и л ь в и ю  К о р т и, Г е н р и  Ш о у, М и с с у р и  К а т о я м у, М а д л е н  Б а ж о, Т а о. В глубине номера накрыт стол, бутылки с разными напитками, фрукты, бутерброды. У стола дежурит Тао, она старается всем угодить: наполняет рюмки, предлагает закуску, мило улыбается. Она очень устала, но внимательно следит за всем происходящим. У самой авансцены, по-хозяйски развалясь за журнальным столиком, сидит  Л и, он беседует с  Р о б е р т о м  Ф р и ш е м, облаченным в темную мантию. Приглушенно звучит музыка. Корти и Шоу танцуют, Катояма занят разговором с Тао. Бажо наблюдает за схваткой Ли с Фришем.

Л и. Абстрактную веру вы хотите противопоставить глобальным идеологиям? Нелепо! И несовременно!

Ф р и ш (горячась). Общество скорбящих братьев Иисуса Христа призвано открыть людям изначальную истину бытия! Мы не собираемся спорить с марксизмом! Вечность потеряла бы магическую силу, если бы хоть однажды усомнились в своем величии перед мгновением!

Б а ж о (восторженно). Какое неопровержимое сравнение!

Л и. Почти все религии с их вечными истинами загнаны в тесный угол истории.

Б а ж о. Зато коммунизм стал одной из активнейших религий мира.

Ф р и ш. Коммунизм антибожествен по своей сущности! Ибо главная его цель — пресыщение рода человеческого. А всякое пресыщение есть разврат, ведущий к гибели.

Л и. Все это книжно, господин Фриш. Коммунизм гибче многих религиозных догм.

Шоу, поблагодарив Корти за танец, берет у Тао две рюмки, вручает одну Корти, чокается с ней, пьет, подходит к Ли.