М о р х а у з. Какая подлость!..
К е й. Нет, закон жизни… Я получил телеграмму от редактора, что нужна статья о советском студенчество… С перцем…
М о р х а у з. Мерзавец!..
М и т ч е л
К е й. По приглашению вашего деда, молодой человек.
Г а р в у д. Подтверждаю.
М и т ч е л
Г а р в у д. Да, тезка. На этот раз он говорит правду, как это ни странно… Скажи и ты ему правду, Митчел.
М и т ч е л
К е й
М и т ч е л. Ваша гнусная статья!..
К е й. Я описал то, что видел своими глазами…
М и т ч е л. Но вы увидели только тесноту, железные койки, грубые одеяла…
К е й. Разве это не так?
М и т ч е л. А разве в этом дело? Если я расскажу ребятам о вашей статье, она вызовет у них только смех и презрение…
К е й. Меня не интересует их мнение. Я пишу для свободного мира, а не для косоглазых монголов из Московского университета… Да-да, его койка рядом с вашей. И его зовут Хусаин. Я так и написал.
М и т ч е л. Он казах и сын народа, который еще недавно вел кочевой образ жизни. Теперь Хусаин один из лучших студентов… Над чем же тут смеяться?
К е й. Он азиат.
М и т ч е л. Этот азиат вчера читал мне наизусть стихи Уитмена.
К е й. Как видите, мистер Гарвуд, вашего внука уже обработали.
Г а р в у д. Чепуха!..
М и т ч е л. Меня никто даже не пытается обработать. Это очередная клевета!.. Я и теперь во многом с ними несогласен. У меня своя точка зрения… И я прямо высказываю ее своим товарищам…
К е й. Ха, товарищам!.. Вы, представитель цивилизованного мира, называете этих дикарей своими товарищами…
М и т ч е л. Дикарей?.. Вы не только подлец, но и чванливый дурак!.. Эти дикари лучше нас с вами знают Лондона и Твена, Бальзака и Золя, Ремарка и Гёте… Напишите об этом вместо одеял… Боитесь?
К е й. Я не боюсь, но наши газеты этого не напечатают.
М и т ч е л. Но вы же представитель свободного мира, свободной прессы, вы проповедуете свободу совести…
Г а р в у д. Одну минуту, Митчел. Для объективности я должен за него вступиться. Ведь еще Марк Твен написал: «Мы обладаем в нашей стране неоценимыми благами… мы имеем свободу слова, свободу совести, и настолько умны, что никогда не пользуемся ни той, ни другой…» Кончен разговор!.. Мне надо дать ему интервью, тезка…
К делу. Если говорить прямо, мне не доставляет удовольствия ваше общество. Мой внук прав. Вопросы?
К е й. Генеральный контракт подписан?
Г а р в у д. Да.
К е й. Срок действия контракта?
Г а р в у д. Пять лет.
К е й. Выгоден ли он для вас?
Г а р в у д. Вопрос оскорбителен: я не заключаю невыгодных контрактов.
К е й. А для Советского Союза?
Г а р в у д. Вопрос оскорбительный для министра торговли. Как известно, он тоже не заключает невыгодных контрактов.
К е й. Что произвело на вас наибольшее впечатление от переговоров с министром внешней торговли?
Г а р в у д. Мы торговались до хрипоты. Когда я начал уступать, то спросил министра: «Почему я иду на уступки охотнее вас?» Он ответил: «Мистер Гарвуд, вы забываете, что мы в неравном положении. Вы распоряжаетесь собственными деньгами, а я народными». Я обрадовался и пошел на следующую уступку.
К е й. Чему вы обрадовались?
Г а р в у д. Мне понравилось, что советский министр все-таки признал меня хозяином моих денег.
Д е в у ш к и
В е р а. Ну…
Х у с а и н. Вера…
В е р а. Ну…
Х у с а и н. Вера, мен се ну сеем[2]. Вера, я люблю тебя, понимаешь, люблю.
В е р а
Х у с а и н. Слушаюсь, я дисциплинированный.