Пьесы

С о з д а т е л ь. Посмотрим. Надо заслужить.

Д е м о н. А именно?

С о з д а т е л ь. Вернуть Адама и Еву.

Д е м о н. А они пойдут?

С о з д а т е л ь. Сумей. Изловчись.

Д е м о н. А я?

С о з д а т е л ь. А тебя обратно включим в ангелы.

А н г е л  А. Не стоит.

Д е м о н. Ты! Предатель! Доносчик!

А н г е л  А. Ты мне не тыкай. Я с тобой на брудершафт не пил.

С о з д а т е л ь. Тихо! (Демону.) Лети. Делай. Но помни…

Д е м о н. Я помню! Я теперь всегда буду помнить. На всю жизнь научился. Мерси! Слава вам! (С визгом улетает.)

С о з д а т е л ь (с надеждой смотрит ему вслед). Из него еще выйдет толк для неба.

А н г е л  А. Вы думаете?

С о з д а т е л ь. Молчать!

Ангел А пугается и скулит.

Темнота. Пещера. Ночь. Е в а  в звериной шкуре ждет Адама. Раздувает костер. В лесу кричат дикие звери. Входит  А д а м  с дубиной, в шкуре. Ева бросается к нему. Адам возмужал, огрубел. Бросил дубину и авоську, снимает меховые перчатки.

Е в а. Наконец-то! (С нежностью.) Как ты похудел, Адам, и глаза ввалились. Что это у тебя за шрам?

А д а м. Чепуха! Гнался за быком по крутой горе, хотел принести его тебе на ужин, а он прыгнул вниз, потом подкрался сзади и боднул меня. Скотина!

Е в а. Он мог поднять тебя на рога.

А д а м. Нет. Я сам его схватил за рога. Ты не представляешь себе, Ева, как приятно брать быка за рога.

Е в а. Где же он?

А д а м. Свалился в пропасть.

Е в а. Ой!

А д а м. Я за ним…

Е в а. Кошмар!

А д а м. Тут на меня набросились тигры.

Е в а. А ты?

А д а м. А я залез на дерево и хохотал. Они выли, кусали дерево… А я пел песню и смеялся…

Е в а (возмущенно). Чему же ты радовался?

А д а м. Я видел горы, и кручу, и зверей подо мной… И я был выше их всех, над ними…

Е в а. Кончено! Больше я тебя не отпущу одного.

А д а м (польщен). Ты боишься за меня?

Е в а. Да, я боюсь за тебя. Я боюсь остаться здесь одна. Ты пел и хохотал и был выше всех, а обо мне ты подумал? Ты подумал, что будет со мной, если тебя растерзают дикие звери? Ты думаешь только о себе. Ты эгоист, Адам.

А д а м. Я эгоист?! (Хохочет.) Я хотел тебе принести еду. Я — глава семьи. Ты ничего не ела со вчерашнего дня. Побольше бы таких эгоистов! На работе одни неприятности. Дома тоже покоя нет!

Е в а. Какая жизнь! Какая ужасная жизнь!

А д а м. Мужайся, Ева.

Е в а. Я не должна мужаться! Я женщина. Я так устала, Адам, от этой доисторической эпохи…

А д а м. Я пойду и скоро вернусь, вот увидишь. Я их не боюсь, я умнее их. Ну, отпусти меня, ну, на полчасика.

Е в а. Нет.

А д а м. Ева!

Е в а. Иди. Но ты мне должен обещать, что будешь осторожен.

А д а м. Обещаю. В конце концов, я хорошо вооружен. У меня есть палка. А у них нет.

Е в а (ластится к нему). Адам! Если будешь у реки, поймай селедочку. Что-то меня подташнивает и хочется солененького.

Адам хочет уйти, но вдруг, пораженный догадкой, останавливается и смотрит на Еву.

А д а м. Ева.

Е в а (опустив глаза). Да… Кажется, да…

И тут, не в силах выразить словами обуревающие его чувства, Адам, как полагается дикарю и доисторическому человеку, начинает танцевать. Он танцует с Евой адажио и в танце выражает любовь к Еве, счастье ожидания ребенка, решимость защищать свою любовь.

Когда кончается танец, в шалаше возникает  Д е м о н. Он немного «под мухой».

Д е м о н. Добрый вечер, господа! Друзья! Люди! Не безумием ли вы охвачены? Что вы делаете-то?

А д а м. Имей в виду, что я человек первобытный. Со мной надо говорить популярно. Чего тебе надо?

Д е м о н (сбавив пафос). Слушайте, ребята. Теперь вы поняли, что люди на земле жить не могут? Вы же на себя не похожи! Из-за вас, главное, и я пострадал. Можно сказать, всего лишился. Душа болит на ваши мучения смотреть.

Е в а. Но ведь ты же посоветовал насчет яблока.

Д е м о н. Ну стоит ли к этому возвращаться! Было время, ошиблись, теперь осознали. Поругают немного и простят. И опять на всем готовом, как раньше. Яблок, конечно, есть уж не придется, надо будет подчиняться всем ихним правилам, каждому свое место. Вы — люди. Они — Создатель. Мы — ангелы. Все чин чинарем.

А д а м. Я не знаю… Что скажет Ева.

Е в а. Нет, ты сам решай.

Д е м о н (Адаму). Надо, в конце концов, и о ней подумать. Она женщина. Разве такая жизнь по ней? Так и красоту можно потерять! А ей сколько? Лет сто двадцать восемь? Не больше.