Пьесы

А л е к с а н д р а. Вот люди, я к вам за советом пришла. Мы все любим Владимира Ильича и завод его именем назвали. Как бы он на моем месте поступил? Я себя, конечно, не сравниваю, я малая сошка, но вот он тоже за советом к людям ходил. Но он по государственным делам, а я по личному. Знаю я, что есть недовольные мною, отвод мне на собрании здесь хотят сделать. Это правильно. Много есть во мне такого, что делает меня недостойной носить звание депутата Московского Совета. Вот я и решила сама себе отвод сделать. Ну, а что моя фамилия согласована в разных местах, это не так уж важно. Вот я вижу, в этом зале знакомые все сидят. Всех я вас знаю, и вы все меня знаете. Вот и дочка моя тут сидит с женихом своим Игорем Веселовым, и дружок мой дорогой Лука Федотыч Пожаров, доверенное лицо, и тетя Нюша, и племянник ее, и много, много… И еще один человек, который очень дорогой мне человек… Спасибо тебе, что ты пришел… Так вот, раз вы все здесь и выдвигаете меня, я хочу, чтоб вы все обо мне знали. Все, до капли. Мы с вами Советская власть. А меня хотят еще на самый верх власти пустить. Шутка сказать — депутат Советов трудящихся Москвы. Владимир Ильич был депутатом, мандат номер один. Мы, значит, всем людям должны пример давать. На работе, в личной жизни, во всем! А то куда же это будет годиться — говорить одно, а поступать по-другому. Дескать, эти правила для народа писаны, а не для нас, мы можем поступить как желаем. Пьянствовать, деньги копить, благополучие на государственный счет себе создавать, мы только за другими следим, а другие до нас не касаются, раз мы уже до власти дорвались. Нет, братцы, так не пойдет. Депутат — он как стеклышко должен быть, всех лучше. Конечно, все мы люди, у всех у нас есть и странности разные, не ангелами мы родились и не от ангелов произошли… Все-таки есть у нас одна обязанность: делать — что говорим и говорить — что делаем. Не врать, не притворяться. Надоело это! Было мне четырнадцать лет, когда отца на войне убили. Повела меня мать на завод, поставила к своему фрезеру и сказала: вот он. Будет тебе кормильцем и защитой. Береги его, а он уж о тебе позаботится. За полгода обучу тебя. А я за три месяца всю науку превзошла… Померла мать, одна я осталась. Как жила — не скажу, сами понимаете. Встретила парня, слесаря Сережу Васнецова, да вот некоторые из вас его помнят. Васнецов — это его фамилия. А наша с матерью фамилия Степановы. Был он добрый, ласковый. Жили мы в ладу. Я ему двух детей родила. Мальчика и девочку. Погодки. Квартиру однокомнатную получили. Тут, прямо против завода. А потом, помните, поехала группа рабочих с нашего завода в Китай, в город Лянджоу, электромеханический завод ставить. И он, Сергей, поехал, он хороший специалист, слесарь-сборщик. И там заболел. От воды, что ли, от эпидемии — от черной оспы. И похоронен там. В Китае. Везти его тело домой не стали — далеко очень. Да и какая разница, в какой земле лежать. Наши русские могилки по всем странам рассеяны. И в Германии, и в Польше, и в Чехии… А его — в Китае. Значит, это он за них жизнь свою отдал. А теперь мой и его сын Женька в Казахстане, на границе с Китаем, в Советской Армии служит. Границу охраняет… Помер это он, Сергей мой, убивалась я страшно, — шутка сказать, двое малюток на руках. Ну, мне, конечно, помогли, детей в ясли взяли, потом в детский садик. Разрывалась я, но станка не бросила. Мне все говорили: ступай в торговую сеть, там сыта будешь. И детям хорошо. Но я от своего фрезера не ушла. Почему? Ведь работа эта трудная, тяжелая… А мне за ним спокойнее, увереннее. Никого не боюсь, и никто меня не тронет, я рабочий класс, пойди тронь меня! Весь мир рабочего класса боится. У нас, между прочим, тоже побаиваются. Это опасный класс, с ним не шути, понимаете? Много раз хотели меня с ним разлучить, но я не давалась, не изменила. И за границу ездила, и с такими удивительными людьми дружбу свела… И заработок приличный, и ученики у меня есть… Как горе у меня какое, неприятность, я всем с моим фрезером делюсь. Ну, чего мне теперь делать, старик, спрашиваю? А тот скребет, а я понимаю, говорит мне: делай, делай свое дело… Оно не подведет. Я и делаю. Стали меня выбирать в разные организации. Впервые в Будапешт поехала с делегацией. И даже с речью к венгерскому народу обратилась. А сама свой опыт им передала. Берите, не жалко! Замечаю, как со мной люди с уважением. Если звоню по телефону директору, или министру, или председателю, лично подходят, выслушивают. Обещаю, дескать, разобраться. Вон я, думаю, какая, оказывается. Стали мои портреты в газетах печатать. А я, как получаю утром «Московскую правду» или там нашу многотиражку, сразу ищу себя. Нахожу — приятно, а нет — мне и не особенно интересно дальше читать. Мне говорят: «Шурка, сегодня о тебе опять по радио говорили». А я: «Разве? Ну и что они там болтают?» Вроде неинтересно мне, скромная я, застенчивая, мне все равно, говорят обо мне или нет. А самой приятно. Как-то зазналась я, наорала на кого-то, я ведь грубая… Потом извинилась. Больше все, конечно, по справедливости приходят, но бывает, и с чепухой лезут, хотят, чтоб я неправые дела защищала. Жуликов в Москве прописывала, летунов защищала… Плачут, просят, доказывают… Так иногда запутаешься, что правду от зла не отличишь. Рабочие с соседнего завода пришли, жалуются, что их директор приписки делает, а потом штурмовщину гонит, народ обманывает. А я их беду к сердцу не приняла. Уж потом, без моей помощи, разоблачили этого директора, сняли, из партии выгнали. Не мое, думаю, дело, без меня разберутся. Разобрались. А я уж себя ругала: трусиха, дерьмо, ничтожество… Старухе одной не помогла. Думала, притворяется. А она умерла. Почему? От невнимания. А я думала — всем ведь не поможешь. А почему всем не поможешь?! Для этого-то и выбирают, и лестно, и к себе по-другому относишься… Успокойся, Лука Федотыч, никуда я с завода не уйду, никуда с Замоскворечья не уеду, ты уж извини меня, Василий… Ну, вот я вам все и сказала. Хотела себе самоотвод дать, для этого вперед всех и слово взяла, а потом посмотрела на вас на всех, поговорила и поняла — нет, не могу себе отвод давать. Это ваше дело — выбирать меня или не выбирать, как захотите, так оно и будет. А мое дело — вам правду сказать. Выберете меня — опять служить буду. А не выберете, значит, так и нужно. Вот и решайте, люди, могу я быть вашей слугой или нет.