Е л и з а в е т а. А разве Общество спросило у нас, у Анны Николаевны, у Василия Ивановича, у Николая Сергеевича, у меня — желаем ли мы встречи с господином Аппенини?
Г и д. Мы звонили по телефону. Мы думали, вам будет приятно.
А н н а. Этот дом открыт для всех. Кто тут только не перебывал. И русские, и американцы, и украинцы, и грузины, и французы, и итальянцы, и из Африки, и из Индии… Мы рады гостям. Мы не держим на тебя зла, Изумруд. Какое уж тут зло за пятьдесят лет! Но ты, даже если и останешься жить здесь, в нашем государстве, ты к нам больше не ходи. Нечего тебе здесь делать.
И з у м р у д
А н н а. Хочешь остаться в России, в Москве, попросить у правительства право убежища? Это твое дело. Твое и правительства. Правительство у нас доброе, щедрое. Может, и примет тебя. А мы не принимаем. Уходи отсюда, Изумруд. Вот бог, а вот порог. Муж мой покойный Николай Осипович и его отец Папу в молодости кочевали, ездили по всей стране. Но это ведь давно было, еще в том веке. А мы ведь не кочевники, мы оседлые, к земле привязанные. Наша земля — Петровский парк. Вот тут мои правнуки, праправнучка. Нас много. Им-то, может, и интересно будет взглянуть на тебя. А мне нет, Ваня, не интересно. И тебе незачем встречаться с ними. Ты их в кино можешь посмотреть или по телевизору. Ступай. И руки нам не подавай, ни к чему это, лишнее. Сейчас грипп, еще заразим друг друга. Будь здоров.
И з у м р у д
Г и д
С к р ы п ч е н к о. Бывает.
Е л и з а в е т а. Что с тобой, бабушка?
А н н а
Е л и з а в е т а. Должен сегодня-завтра.
А н н а. Ты, когда встречать его поедешь, захвати на аэродром пальто демисезонное и теплый шарф. А то ведь он из Африки летит.
А н н а. А ты останься со мной. Нам поговорить надо.
Н и к о л а й. Прорабатывать меня собралась?