Читаем Пьесы полностью

Рим. Храм Юпитера Статора.

Входят ликторы, преторы Помтиний и Флакк, Цицерон, Силан, Цезарь, Катон, Красс и сенаторы.

Первый сенатор

Зачем сенат был созван так поспешно?

Второй сенатор

Сейчас узнаем — преторы расскажут.

Помтиний

Почтенные отцы, вам надлежитРешить, что с заговорщиками делатьИ как предотвратить бунт их рабов,Вольноотпущенников и клиентов.Один из слуг распутного Лентула,По улицам шатаясь, подкупаетРемесленников и торговцев бедных.Цетег же домочадцам, людям смелым,Которые к тому ж сильны числом,Велел оружье взять и попытатьсяЕго освободить. И если мерНе примете вы, бунт начаться может,Хоть сделали мы все, что в наших силах,Чтоб помешать ему. Теперь вы самиПодумайте, как защитить себя.

Цицерон

Отцы, что вам постановить угодно?Силан, как консул будущего года,Скажи нам первый мнение свое.[281]

Силан

Я буду краток. Раз они пыталисьНаш славный Рим стереть с лица землиИ власть его сломить его ж оружьем,Их смерти надлежит предать; и если бСвоим дыханьем мог я убивать,Они б ни одного мгновенья дольшеНе отравляли воздух над страной.

Первый сенатор

Согласен я.

Второй сенатор

И я.

Третий сенатор

И я.

Четвертый сенатор

Я тоже.

Цицерон

А что, Кай Цезарь, скажешь ты?

Цезарь

Отцы.Нельзя нам поддаваться, выносяСужденье о делах больших и сложных,Вражде и жалости, любви и гневу.Дух постигает истину с трудомТам, где ее затмили эти чувства.Поэтому напоминаю вамДля блага всем нам дорогого Рима,Что не должны достоинство своеВы в жертву приносить негодованью,В вас вызванному шайкою Лентула,Равно как и своею доброй славойПристрастиям в угоду поступаться.Да, если можно кару изобресть,Которая равнялась бы злодейству,Ее готов одобрить я. Но еслиЕго невероятность превосходитВсе, что измыслить в силах человек,Мы вправе, как мне кажется, прибегнутьЛишь к мерам, предусмотренным законом.Когда приводит маленьких людейМинутная запальчивость к ошибке,То этого никто не замечает:Ведь их известность их судьбе равна.Проступки ж тех, кто на вершине властиИ, значит, на виду у всех живет,Немедленно огласку получают.Чем выше положенье человека,Тем меньше у него свободы действий.Ему нельзя лицеприятным быть,Раз то, что назовут в простолюдинеПростым порывом гнева, в нем сочтутЖестокосердьем и высокомерьем.Я знаю, что оратор предыдущийОтважен, справедлив и предан РимуИ что такие люди, как Силан,Умеют подавлять свои пристрастия.Но нахожу я хоть и не жестоким(Какую меру можно счесть жестокойПеред лицом подобных преступлений?),Однако совершенно чуждым духуЗаконов наших мнение его.Они предписывают римских гражданКарать не смертной казнью, но изгнаньем.Так почему ж ее он предложил?Конечно, не из страха, ибо консулСвоим усердьем устранил опасность.Быть может, для острастки? Но ведь смерть —Конец всех наших бед и доставляетНам больше облегчения, чем горя.Итак, считаю я ненужной казнь.Однако, — скажут мне, — на волю выйдя,Они усилят войско Катилины.Во избежанье этого, отцы,Я предлагаю вам их достояньеКонфисковать в казну, а их самихДержать вдали от Рима в заключенье,По муниципиям распределивБез права и возможности сноситьсяС собранием народным и сенатом,И всех оповестить, что муниципий,Нарушивший указанный запрет,Объявим мы врагом отчизны нашей.

Все

Разумное, достойное решенье!

Цицерон

Отцы, читаю я на ваших лицах,Повернутых ко мне, вопрос безмолвный:К какому предложенью я склонюсь.Суровы оба. Оба соразмерныИ важности решаемого дела,И благородству тех, кем внесены.Силан стоит за казнь, которой вправеОтчизна предавать преступных граждан,Как это и бывало в старину.А Цезарь предлагает нам виновныхОбречь пожизненному заключенью.Затем что эта кара горше смерти.Решайте, как хотите. Консул вашВсе, что для Рима благом вы сочтете,Поддерживать и защищать готов.Он встретит грудью, чуждой колебаньям,Любой удар судьбы, пусть даже смерть:Ведь не умрет позорно тот, кто храбр.Рыдая — тот, кто мудр, и слишком рано —Тот, кто успел сан консула снискать.

Силан

Отцы, я предложил вам то, что мнеКазалось для отечества полезным.

Катон

Тебе, Силан, оправдываться не в чем.

Цицерон

Катон, ты просишь слова?

Катон

Да, прошу.Вы слишком долго спорите о том,Как наказать злодеев, от которыхБез промедленья нужно оградиться.Их преступленье — не из тех, какиеКараются лишь после совершенья:Коль совершиться мы ему дадим,То покарать его уже не сможем.Достойный Цезарь здесь с большим искусствомО жизни и о смерти рассуждал.Мне кажется, что он считает баснейВсе, что известно нам о преисподней,Где добрые отделены от злых,Которых мучат Фурии в местахБесплодных, отвратительных и страшных.Поэтому злодеев содержатьОн хочет в муниципиях под стражей,Боясь, что в Риме их спасут друзья,Как будто те, кто к этому способен,Сосредоточены в одной столице,А не по всей Италии живут;Как будто дерзость не смелеет там,Где ей сопротивление слабеет.Коль верит он, что налицо опасность,Совет его нелеп, а коль не веритИ страху чужд в отличие от всех,То нам самим его страшиться нужно.Отцы, я буду прям. На ваших лицахНаписано стремленье возложитьВсе упованья ваши на бессмертных,Хоть помощь их стяжают не обетомИли плаксивой женскою молитвой,Но мужеством и быстротой в решеньях.Тому, кто смел, им стыдно отказать;Зато им ненавистны лень и трусость.А вы боитесь наказать врагов,Которых в доме собственном схватили!Что ж, пощадите их и отпустите,Оружье им вернув, чтоб ваша мягкостьИ жалость обернулись против вас!О, все они — недюжинные людиИ согрешили лишь из честолюбья!Давайте ж пощадим их и простим!Да, если бы они щадили самиСебя иль имя доброе свое,Людей или богов, и я бы тожеИх пощадил. Но в нашем положеньеПростить их — значит провиниться хуже,Чем те, кого вы судите сейчас.Вы были б вправе совершить ошибку,Когда б у вас в запасе было время,Чтобы ее исправить, заплативЗа промах запоздалым сожаленьем.Но мы должны спешить. И потому,Коль вы хотите жизнь отчизны нашейПродлить еще хотя б на день один,Я требую, чтоб ни минуты жизниВы не дали злодеям. Я сказал.

Все

Ты нас, Катон, наставил, как оракул.

Красс

Пусть будет так, как он решил.

Сенаторы

(отдельные голоса)

Мы былиНе в меру боязливы.

Силан

Если б не былОн доблестен, мы б в трусов превратились.

Сенаторы

(отдельные голоса)

Достойный консул, действуй. Мы — с тобой.

Цезарь

Отцы, я при своем остался мненье.

Катон

Умолкни.

Входит гонец с письмом.

Что там?

Первый сенатор

Цезарю письмо.

Катон

Откуда? Пусть его прочтут сенату.Оно от заговорщиков, отцы.Во имя Рима вскрыть его велите.

(Хватает письмо.)

Цезарь

(тихо Катону)

Прочти его, но про себя. Ведь это —Любовное письмо твоей сестры.Хоть ненавидишь ты меня, не нужноЕе позорить.

Катон

(бросая письмо Цезарю)

На, держи, распутник! —Смелее действуй, консул!

Цезарь

ЦицеронуОб этом дне придется пожалеть.

Преторы

(одновременно)

Нет, раньше Цезарю!

(Кидаются на Цезаря.)

Цицерон

Друзья, назад!

Преторы

(одновременно)

Он Риму враг!

Цицерон

Не прибегайте к силе.Оставьте Цезаря. Итак, начнем.

Все встают.

Где палачи? Пусть будут наготове.Вы, преторы, пошлите за ЛентуломК Спинтеру в дом.

Стража вводит Лентула.

Преступника ведитеК зловещим мстителям за Рим. Пусть будетОн предан смерти через удушенье.

Лентул

Ты, консул, мудро поступил. Не бросьЗа нас фортуна так неловко кости,Ты б услыхал такой же приговор.

Стража уводит Лентула.

Цицерон

Из дома Корнифиция доставьтеСюда Цетега.

Стража вводит Цетега.

Пусть он будет преданЗаслуженной им смерти. Объявите,Что умер он, как жил.

Цетег

Как пес, как раб.Пусть жалких трусов люди называютОтныне только именем Цетега,Который, слыша речь твою, червяк,Тебя не раздавил.

Цицерон

Ты зря бранишься:Бесстрастно правосудье. Взять его.

Цетег

Фортуна — потаскуха, Парки — шлюхи,Удавкою губящие того,Кто от меча мог пасть! Ну что ж, душите,И я усну, бессмертных проклиная.

Стража уводит Цетега.

Цицерон

Пошлите за Статилием и Цимбром.

Стража вводит Статилия и Габиния Цимбра.

Возьмите их, и пусть простятся с жизньюОни в руках холодных палача.

Габиний

Благодарю. Я рад, что умираю.

Статилий

И я.

Стража уводит Габиния и Статилия.

Катон

Марк Туллий, вправе ты сказать,Что консулом на счастье Риму избран,Отец отечества! К народу выйди,Чтоб старцы, до того как умереть,Могли тебя прижать к своей груди,Матроны — путь твой забросать цветами,А юноши — лицо твое запомнитьИ в старости рассказывать внучатамО том, каков ты был в тот день, которыйАнналы наши...

Входит Петрей.

Кто это? Петрей!

Цицерон

Привет тебе, прославленный воитель!Что ты нам скажешь? О, с таким лицомНесчастие не предвещают Риму.Как чувствует себя достойный консул,Мой сотоварищ?

Петрей

Он здоров настолько,Насколько можно быть после победы.Отцы, он посылает вам приветИ поручает мне вас опечалитьОтчетом скорбным о войне гражданской,Затем что брать нерадостно в ней верх.

Цицерон

Не перейти ль сенату в храм Согласья?

Катон

Нет, пусть все уши здесь, счастливый консул,Рассказом насладятся. Если б голосПетрея мог до полюсов дойтиИ через центр земли до антиподов,То и тогда б он нас не утомил.

Петрей

Ввиду нужды в припасах КатилинаБыл должен в бой вступить с одним из войск,Ему грозивших с двух сторон, и выбралМне вверенную армию он цельюПоследней и отчаянной попытки,Для нас почетной столь же, сколь опасной.Он выступил, и тотчас день померк,Как если б рок, слетев с небес на землю,Крыла простер над ней, как над добычей,Которую хотел пожрать во тьме.Тогда, чтоб ни одной минутой большеМощь Рима не стояла под сомненьем,И мы, гордясь, что служим правой цели,Построились в порядок боевой.Тут, как войны гражданской воплощенье,Предстал нам Катилина, походившийСкорей на духов зла, чем на людей.У воинов его уже лежалаНа лицах тень неотвратимой смерти,Но криком, хищным, как у ястребов,Они ее еще ускорить тщились.Мы ждать не стали, двинулись вперед,И с каждым новым шагом уменьшалосьПространство меж войсками, словно узкий,Двумя морями сжатый перешеек,И, наконец, два мощные приливаСлились, кипя, в один водоворот.С холмов окрестных Фурии с тревогойСмотрели, как их люди затмевают,А состраданье убежало с поля,Скорбя о тех, которые не знали,Какое преступленье — доблесть их.Остановилось солнце в тучах пыли,Взлетевшей к небу, и пыталось тщетноСмирить своих напуганных коней,Встававших на дыбы от шума боя.Наверно, всех сражавшихся Беллона,[282]Свирепая, как пламя, истребила б,Когда б тревога о судьбе отчизныПалладиумом[283] не была для нас.Наш перевес увидел Катилина,Чьи воины ту землю, где сражались,Уже устлали трупами своими,И, чтоб окончить славно путь злодейский,Врубился в наши тесные ряды,Отчаяньем и честолюбьем движим,Как лев ливийский, презирая раныИ не страшась ударов беспощадных,Он яростно косил легионеров,Пока не пал в смертельном их кольце.Подобно дерзновенному гиганту,Который на богов восстал, но вдругУзрел Минерву с головой Медузы[284]И начинает превращаться в каменьПеред губящим все живое ликом,Хоть и не понимает, что за тяжесть,Как глыба, навалилась на него,Мятежный Катилина перед смертьюВ нас воплощенье Рима увидалИ охладел навеки, но во взглядеЕще читалась прежняя решимость,И пальцы долго шевелились, словноРеспублику пытались задушить.

Катон

Отважная, хоть грешная кончина!Когда б он честен был и жил на благоОтечества, а не во вред ему,Никто бы с ним величьем не сравнился.

Цицерон

Петрей, не я, а родина тебяДолжна благодарить, хоть слишком скромноТы говорил о подвиге своем.

Катон

Он сделал то, что мог.

Цицерон

Хвала бессмертным!О, римляне, я награжден сполнаЗа все мои труды, старанья, бденья.Не нужно мне венков, наград, триумфов,Столь щедро мне дарованных сенатом,Коль этот день и память обо мнеВ своих сердцах навек вы сохранили.С меня довольно этого сознанья,Затем что в человеке чувство долгаДолжно преобладать над жаждой славы.Греховного в ней нет, но грешен тот,В ком верх она над совестью берет.

Уходят.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ричард III
Ричард III

Несмотря на недолговечность своего двухлетнего правления, Ричард III (1452-1485) стал одним из самых известных британских монархов. Шекспир и Томас Мор изображали его физическим и нравственным уродом, жестоким тираном, убившим ради власти множество людей, включая своих малолетних племянников. Современные ученые внесли в этот образ серьезные коррективы: по их мнению, большинство обвинений в адрес монарха придумано его противниками, а сам Ричард был незаурядным политиком, которому Англия во многом обязана переходом от Средневековья к Новому времени. Эти выводы поддерживает историк Вадим Устинов, создавший первое на русском языке жизнеописание Ричарда III в контексте английской и европейской истории XV столетия.

Вадим Георгиевич Устинов , Елена Давыдовна Браун , Светлана Алексеевна Кузнецова , Уильям Шекспир

Биографии и Мемуары / Драматургия / Историческая проза / Документальное