Пьесы

С у с л о в. Разные. Бывают, что в середке мясо сырое — бычье. Бывает — теленка молочного. Порося еще. Птицей можно: гусятина, скажем, — очень хорошо. Готовят их помногу. Мешками. Она ведь не большая. Во какая. Опять же как делать. Соберутся, скажем, гости к папане про дела говорить. Ну, маманя, конечно, сразу — пельмени. У нас всегда пельмени. Босые, нищие ходим, а пельмени есть. Чудно!

Пауза.

Вроде утро приближается!

К о м и с с а р. И мне тоже так показалось. Теперь недолго ждать, Степа.

С у с л о в. Пожалуй!

Пауза.

Пельмень по-разному подают. У богатых, конечно. Мы все вареные ели. А у тех — иначе. Сперва-наперво в жиру проварят, тогда она плавает. Потом в соленой воде с уксусом. Тогда уже пельмень скользит. Под его водки страсть сколько можно выпить.

Пауза.

Потом еще в казанок заправляют — в топленое масло. Тогда пельмень «бу́хнет» называется. А уж напоследок, уже светает…

К о м и с с а р. Да, начинает…

С у с л о в. Нет, это я про Сибирь говорю. Когда уже светает, тогда хозяин идет на улицу, в садок, и берет с собой бутылку чистого спирту. Он ищет в саду веточку рябины, обязательно воробушками наклеванную. И кладет веточку в бутылку. Идет хозяин обратно в дом и ставит спирт с веточкой на стол. И к этому питию подают пельмень другой: на сковородь, накаленную на крутом огне, бросают пельмень. И она, стерва, свой сок дает и подрумянивается. Тогда пельмень — скачет. И под нее пьют спирт. И уж это конец — расходятся гости…

Пауза.

К о м и с с а р. М-да…

С у с л о в. Я вот вез домой родным бутылку спирту, берег, прятал. Вон она за Карл Иванычем стоит. А что товарищ политрук молчит?

К о м и с с а р (посмотрел на мертвого политрука). Отдыхает наш Яша. Умаялся очень.

Пауза.

Может, выпить напоследок?

Суслов опускает голову.

Как ты думаешь, Степа?

С у с л о в. Вы как хотите, а я не буду.

К о м и с с а р. Почему?

С у с л о в. Плохой тот партейный, который вино потребляет. Балласт…

К о м и с с а р (смутившись). Так ведь я всего рюмочку…

С у с л о в. Все равно, что рюмка, что четверть: не в «сколько» дело. (Пауза. Вдруг Суслов оживился.) Наконец-то!

К о м и с с а р. Что?

С у с л о в. С моего боку пошли. Ну, держись теперь, ваше благородие.

К о м и с с а р. И с моего. Давай, Степа.

Заработали оба пулемета сразу.

Давай!

С у с л о в. Даю, товарищ комиссар.

Снаряд падает снова на то же место. Комиссар застонал. Он судорожно вцепился в ручки пулемета.

Отступают!

Бьют оба пулемета. Суслов прекращает огонь.

Товарищ комиссар!

Комиссар молчит, только бьет его пулемет.

С у с л о в. Товарищ комиссар, как у вас?

Комиссар не отвечает. Он убит. Но пулемет продолжает стрелять Вот у него кончилась лента — и все стихло.

(Кричит.) Товарищ комиссар! (Тишина.) Господи! Ведь он уже мертвым стрелял!

Пауза.

Значит, я один!

Еще снаряд. Суслов, хотевший было сойти, замер на месте. Вместо того чтобы спуститься по ступенькам, он сползает на пол. Щупает грудь. Хочет что-то сказать. Раздается тихий хрип. Свет почти погас. Суслов, пошатываясь, подошел к столу и зажег свечу. Он спалил вынутые из стола документы.

Что-то я уже ничего не соображаю!

За стеной глухие раскаты грома: это наша артиллерия сбивает белые батареи. Слышно далекое «ура». Топот тысяч копыт. Сигналы трубачей.

И ничего не слышу.

Медленно опускается на пол. Кладет рядом маузер.

Идут ходики. Гирька уже у пола.

Помнить последнюю обязанность!

Достает из ящика в стене шнур.

Будь спокоен, Владимир Ильич; все в порядке!

За стеной — голоса.

Голос Журбы: «Открывайте, ребята, свои!»

Суслов ничего не слышит. Он чиркает спичкой. Спичка гаснет.

Голос Вавилова: «Степа! Отпирай!»

Голос Журбы: «Надо через паровоз попробовать».

Голос Вавилова: «Верно».