Пьесы

Кто-то спускается по лестнице, напевая нервным голосом: «Ах утро, ты прекрасно». Братья переглядываются.

МАРТИН входит на кухню, неся поднос с кофейником, чашкой, очками и пепельницей. На нем темно-серый костюм, белая рубашка, полосатый галстук-бабочка. На лице отчаяние. Застывшие волосы тщательно расчесаны на пробор и покрыты гелем. МАРТИН нервничает, пытается это скрыть, зная, что больше не в силах противостоять желанию выпить: сегодня то же, что и всегда? — тяжелые времена, одиночество, непонимание окружающих, презрение к самому себе. Дает выход своей нервозности, то и дело поправляя бабочку, одергивая манжеты, стряхивая с одежды невидимый пепел, переставляя вещи с места на место, ковыряясь в зубах и т. д. Насвистывает. Периодически притоптывает ногой, словно в такт своему внутреннему ритму. То и дело в его речи появляются интонации, полные жалости к самому себе, проскакивают свидетельства давно утраченного величавого изящества. Еще одно обстоятельство: он метрдотель, лакей, подавальщик, в пошлой роли подчиненного с его символическим ожиданием, откровенно демонстрирующий счастье и гордость оттого, что это все сделал он: смотрите, как я накрыл на стол и т. п.

МАРТИН. Кого я вижу! Good morning, good morning. Good morning[3].

ДАВИД. Ведь я не могу зайти в твою комнату, когда дверь заперта.

ГЕОРГ. Правда?

МАРТИН. Как спалось? (Пауза.) В чем дело?

ГЕОРГ наблюдает за тем, как тот суетится.

А? Я сказал «с добрым утром».

ДАВИД. С добрым утром, с добрым утром.

МАРТИН. Уже проснулся? Ты что, болен?

ДАВИД. Да, да, да, конечно.

МАРТИН. Есть в жизни место чудесам.

ДАВИД. Какой же ты у нас необычный. Ты что, пукнул, что ли?

МАРТИН. Вовсе нет.

ДАВИД. А чего тогда от тебя так пахнет?

МАРТИН (бросает крысоловку в ведро). Кофе, конечно же, не осталось. Интересно, кто это посреди ночи жарил тут турнедо на петрушечном масле — кому сказать спасибо? Почему ты не можешь есть вместе со всеми, как нормальные люди?

ГЕОРГ. Я тебе сто раз уже говорил — потому что он не нормальный! Ты что, не замечаешь?

ДАВИД (развеселившись). Какое опасное словечко.

ГЕОРГ. Про что ты?

ДАВИД. «Нормальный».

МАРТИН. Вот как. (Садится. Закуривает сигарету. Сидит в характерной позе, наклонившись вперед и облокотившись о стол. Курит, помешивая ложечкой в чашке, прокашливается, делает вид, что все в порядке.)

ГЕОРГ. Разве нет?

МАРТИН. Ты ко мне обращаешься? Да, вполне возможно.

ГЕОРГ. Что?

МАРТИН. Да так, ничего. Неважно… Похоже, сегодня будет жарко. Купаться поедете?

Пауза.

Я спросил, поедете ли вы купаться.

ГЕОРГ. Я, кажется, слышал эхо.

МАРТИН. Сегодня наверняка опять будет жарко. (Прокашливается.) Мы могли бы съездить искупаться все вместе… как раньше.

ГЕОРГ. Когда это такое было?

МАРТИН. Когда? Да хотя бы когда мы ездили в Копенгаген… неужели не помнишь?

ГЕОРГ. Я?

МАРТИН. Ты что? Зачем ты так говоришь? (Расстроен и обижен.) Это был самый приятный момент в нашей жизни.

ДАВИД. Очень мило с твоей стороны рассказать нам об этом.

МАРТИН. Неужели ты не помнишь, мы ведь ездили в Копенгаген каждое воскресенье.

ГЕОРГ. А ты помнишь?

МАРТИН. Да, конечно, прости… Прости, что спрашиваю… Ты сегодня в город не собираешься?

ГЕОРГ. Что я там забыл?

МАРТИН. Ничего, я просто спросил…

ГЕОРГ. Просто так?

МАРТИН. Ну да. (Насвистывает «Покоюсь я в твоих объятьях».) У тебя ведь там девушка, да? А вы, милостивый государь?