С е к л е т е я С е м е н о в н а. Не приманили бы к Устеньке, так приманили бы к Настеньке, Пистеньке, Христеньке, Хростеньке — за какую-нибудь зацепился бы — ведь сверху вниз. А коли отскочит от Ахтисеньки, разве покатишь его снизу вверх — где твоя логика, да еще и психологика?
Г у с к а. Коли наплодила гору, то сверху-то кто у нас — Ахтисенька или Устенька, глупая ты гусыня!
С е к л е т е я С е м е н о в н а. Ах, довольно!.. И имей в виду! Имей это в виду… Ну, за что ты меня обругал гусыней? За что? Ты действительно дышать спокойно не даешь! У меня уже желтеет в глазах!..
Г у с к а. Так тебе и надо! Пусть желтеет-с!
С е к л е т е я С е м е н о в н а. А-а!.. Меня обморок берет… Я падаю…
Г у с к а. Не упадешь, ибо в тебя сейчас же скорпионы вцепятся. Вон они сидят в траве, только и поджидают тебя. Вот они! Подскакивают уже!..
С е к л е т е я С е м е н о в н а
Г у с к а. Ага-а! Не будешь! Так теперь я тебе покажу, как я не даю тебе спокойно дышать! Теперь я отблагодарю за все! А за Маргаритку и пятна на платье в первую очередь. Велел тебе заколоть, а платья муарового не надевать, так нет! — закопать, пока кончится революция, а Маргаритка теперь издыхает. И платье в пятнах? У-у, ты, макотра с глазированным ухом! Дыши! Спокойней дыши, гусыня!
С е к л е т е я С е м е н о в н а. Не мучь!.. Он услышит!..
Г у с к а. Пьер? Ха-ха!
С е к л е т е я С е м е н о в н а
Г у с к а. Его тут нет в природе…
С е к л е т е я С е м е н о в н а
Г у с к а. Что-о?
С е к л е т е я С е м е н о в н а. Агенты! Ей-богу, агенты! Разве ты не слышал, что сказал тот, рыжий, да таким тоном: разве вы приехали за рыбой — в шалай-балай? И как он посмотрел? Агенты! Беспримерно переодетые агенты!
Г у с к а
— Ой, папенька! Маменька!
— Маменька! Папенька, ой!
— Ой, Пьер убежал!
— Убежал, убежал, ой!
Г у с к а. Что-о?
Х р о с т е н ь к а. Ей-богу, убежал, папенька! А Христька уже не чиркает, не молчит, а заговорила, кричит, что он агент, папенька.
А н и с е н ь к а. Агент он, кричит, и заговорила, не молчит уже и не чиркает, папенька, Христька, ей-богу!
— Да! Он агент! Я подслушала!
Г у с к а. Он убежал?
Х р и с т е н ь к а. Узнал, что Ахтисенька не зарегистрирована, и сейчас же убежал.
Г у с к а. Дознались!
С е к л е т е я С е м е н о в н а. Как же ты, как заговорила, когда еще не кончилась революция, мерзавка?
Х р и с т е н ь к а. Он было потащил за собой и Ахтисеньку, так я не могла, заговорила, и он бросил…
Г у с к а. Значит, теперь уже революция не кончится никогда. Куда же мне спрятаться? Куда? Неужто ж нет такого места на земле? Неужто погибну-с?.. Мильон свечей в глазах, и будто тысячу панихид вокруг служат. Почему не слышно уже Маргаритки? Неужто издохла? Почему вы молчите?
Что? Это наш гардероб с чердака упал?
А н и с е н ь к а. Ой, папенька, дождь!
Х р о с т е н ь к а. Дождь, папенька, ой!
Г у с к а
С е к л е т е я С е м е н о в н а. Нет…
Г у с к а. Что-о? Почему не взяла?
С е к л е т е я С е м е н о в н а. Ведь старые кто-то украл, которые старорежимные, а новые порвались…
Г у с к а. Вот теперь мы пропали!
С т а р и к. Ну и дождик, Федор!
Рыжи й. Не дождик, а абсолютный дождина.
Г у с к а
С т а р и к. А мы рыбки вам принесли.
Г у с к а. Не нужно!.. Я и так уж знаю, кто вы такие. Берите меня!
С т а р и к
С е к л е т е я С е м е н о в н а. Если вы так, то берите всех нас!
Р ы ж и й. Взять-то нужно, да куда мы их всех посадим, Маркович? И лодка мала, и квартира у нас — не квартира, а целый жилищный кризис — шалаш ведь!
Г у с к а. Все равно… Пропала Россия… Погасла рождественская звезда, а Маргаритка сдохла!