Пьесы

П р е д с е д а т е л ь (дает знак страже, чтоб она забрала Зинку, потом обращается к Авраму). Тебя мы освободим, если ты выдашь оставшихся в городе большевиков. Скажешь?..

Аврам молчит.

Нет?.. Вынести и расстрелять!

На лестнице Аврам вдруг останавливает конвоиров:

— Стойте! Я скажу… что-то. (Когда конвой останавливается, он добавляет.) Но перед тем как сказать, я хочу покурить. За папиросу скажу…

Ему дают папиросу. Он затягивается дымом. Надевает шапку.

Несите!

4

В это время в подвале  Н а с т я. Стоит. Ждет. Считает капли. Ей уже кажется, что это бусы и она их нанизывает. На нитку.

— Семьсот. Семьсот первая… Семьсот третья…

VII

1

Опять у Пероцких. Ночь. Л у к а  говорит по телефону:

— Штаб?.. Позовите к телефону комгруппы… Товарищ Гамарь?.. Говорит начавангарда Лука. Банда разбита. Город наш. Я в ревкоме. Добыл интересные документы: рейд-авантюра Пероцкого, очевидно, поддержана какой-то местной тайной организацией… Сколько жертв?.. Немало… Слушаю… Да… Понимаю…

2

В это время возвращаюсь с фронта я. Иду к Луке. Движение радости. Подъем. Воистину патетическая встреча.

Л у к а. Здравствуй, брат!

Я. Брат, здравствуй!

Л у к а. Куда же ты девался? После боя? Должно быть, гасил где-нибудь звезды?

Я. Гасил старые. Зажигаю теперь новые, красные, брат!

Л у к а. С победой! А знаешь, кто сорганизовал этот рейд, кто стоял во главе его? Пероцкий, брат!

Подскочила свеча, шевельнулись вещи.

У убитого гайдамака найдено письмо. Интересный документ. Вот он. (Читает.) «Маршрут: Черноярские хутора — братьям Закрутенко, Бугаевка — Дмитрию Копыце… По поручению комитета золотой булавы посылаю к вам корнета Пероцкого. Помогите оружием и лошадьми». Целая инструкция, брат! Подпись: «Член комитета Чайка». Теперь понятно, почему столько жертв. Между прочим, соседка твоя, Зинка, замучена. Аврама вывезли за город и на свалке расстреляли, где падаль и всякий мусор. Говорят, когда посадили над ямой, он…

На меня плывет что-то беззвучное и темное. Свеча тонет. Голос Луки где-то далеко, как будто читает мне, полумертвому, смертный приговор.

Я. Лука, подожди!

Л у к а. А что?

Я. Свечу надо поправить…

Л у к а. Свечу?

Я. Нагорела же…

Л у к а. …Он будто бы сказал: спасибо за похороны! Дал бы на чай, да ничего нет. Да не ругайтесь, говорит, вам за это заплатит пролетарский класс… А Настя, брат, сестра моя, — с ума сошла… Да ты что? Уже идешь?

Я. Я?.. Нет!.. Хотя да. Я иду. Я пойду.

Л у к а. Я пойду к себе.

3

Я на лестнице. Иду бессознательно. Иду машинально. Куда? Останавливаюсь. Перебираю сообщение Луки, вспоминаю подробности измены и неожиданно замечаю, что я у дверей Ступай-Степаненко. Они приоткрыты. Слышу храп. Заглядываю.

Х р и п л ы й  г о л о с. Кто?

Я. Скажите, пожалуйста, здесь жили Ступай-Степаненко?

Г о л о с. Это барышня-то? Выселена в подвал. А теперь тут команда связи.

4

И, наконец, друзья мои, финал. Я у дверей подвала. Прислушиваюсь. Мой слух такой напряженно-прозрачный, что я могу слышать и слышу, как текут в пространстве время и звезды. Я слышу, как за дверью в подвале капнула капля. Но ее не слышно. Спит?.. Стучу. Дверь открывается. Свеча.

О н а. Вы?..

Я. Я…

О н а. Я по стуку почувствовала, что пришел кто-то другой, кто-то не такой, как (жест наверх) те. Кто-то тихий, свой…

Я. Да. Пришел именно кто-то. Кто-то, к сожалению, не такой, как те, — не ваш и сам не свой…

О н а. Пришел поэт, милый, искренний. Я так рада. Ведь я ждала вас! Простите, что не вышла навстречу, не открыла дверей (жест наверх) в мою страну, но, как видите, вина не моя. Мою страну от меня отобрали.

Я. Ничего. Мы с вами скоро будем в последней стране…