ХИГГИНС. Меня интересует жизнь, люди, а вы – кусок этой жизни, который попался мне на пути и в который я вложил частицу самого себя. Чего еще вы можете требовать?
ЭЛИЗА. Тот, кого я не интересую, никогда не будет интересовать меня.
ХИГГИНС. Ну, это торгашеский принцип, Элиза. Все равно что
ЭЛИЗА. Не кривляйтесь, пожалуйста. Как вам не стыдно передо мной кривляться?
ХИГГИНС. Я в своей жизни никогда не кривлялся. Кривлянье не идет ни человеческому лицу, ни человеческой душе. Я просто выражаю свою справедливую ненависть к торгашеству. Для меня чувства никогда не были и не будут предметом сделки. Вы меня назвали бессердечным, потому что, подавая мне туфли и отыскивая мои очки, вы думали купить этим право на меня, – и ошиблись. Глупая вы, глупая! По-моему, женщина, которая подает мужчине туфли, – это просто отвратительное зрелище. Подавал я вам когда-нибудь туфли? Вы гораздо больше выиграли в моих глазах, когда запустили в меня этими самыми туфлями. Вы рабски прислуживаете мне, а потом жалуетесь, что я вами не интересуюсь: кто же станет интересоваться рабом? Хотите вернуться ради добрых человеческих отношений – возвращайтесь, но другого не ждите ничего. Вы и так получили от меня в тысячу раз больше, чем я от вас; а если вы осмелитесь сравнивать ваши собачьи поноски с сотворением герцогини Элизы, я просто захлопну дверь перед вашим глупым носом.
ЭЛИЗА. А зачем же вы делали из меня герцогиню, если я вас не интересую?
ХИГГИНС
ЭЛИЗА. Вы даже не подумали о том, сколько беспокойства вы причиняете мне.
ХИГГИНС. Мир не был бы сотворен, если б его творец думал, как бы не причинить кому-нибудь беспокойства. Творить жизнь – и значит творить беспокойство. Есть только один способ избежать беспокойства: убивать. Вы замечаете, что трус всегда радуется, когда убивают беспокойных людей?
ЭЛИЗА. Я не проповедник, и я ничего такого не замечаю. Я замечаю только одно: что вы не замечаете меня.
ХИГГИНС
ЭЛИЗА. Ради чего мне возвращаться?
ХИГГИНС
ЭЛИЗА
ХИГГИНС. Да, а если я не буду делать все, что вам нравится, вы от меня уйдете.
ЭЛИЗА. И буду жить с мачехой?
ХИГГИНС. Да, или продавать цветы.
ЭЛИЗА. Ах, если б я только могла взяться опять за свою корзинку с цветами! Я бы не зависела ни от вас, ни от отца, ни от кого на свете! Зачем вы отняли у меня мою независимость? Зачем я согласилась на это! Теперь я только жалкая раба, несмотря на все мои наряды.
ХИГГИНС. Ничего подобного. Хотите, я усыновлю вас или положу на ваше имя деньги. А может быть, вы хотите выйти замуж за Пикеринга?
ЭЛИЗА
ХИГГИНС
ЭЛИЗА
ХИГГИНС
ЭЛИЗА. Очень мне это нужно! Вы и не воображайте. Если я захочу выйти замуж, охотники всегда найдутся. Вон Фредди Эйнсфорд Хилл пишет мне по три письма в день, страниц по десяти каждое.
ХИГГИНС
ЭЛИЗА. Он имеет полное право писать мне, раз ему хочется. Он так меня любит, бедный мальчик.
ХИГГИНС
ЭЛИЗА. Каждая девушка имеет право на то, чтоб ее любили.
ХИГГИНС. Кто? Такие дураки?
ЭЛИЗА. Фредди вовсе не дурак. А если он слабенький и бедный и я нужна ему, наверно я с ним буду счастливее, чем с теми, кто лучше меня и кому я не нужна.
ХИГГИНС. Да, но сумеет ли он из вас что-нибудь сделать? Вот в чем вопрос.