Пьесы

ЭНДРЮ. Если у него эпилепсия, пусть будет эпилепсия – обыкновенная болезнь, которой наказывали неверующих евреев. Она может поразить одного человека в одной семье и другого – в другой, но не поражает всю семью. Если в семье есть эпилептик, то от остальных требуется лишь не стоять между ним и ветром, или огнем, или водой. А вот ужас-то будет, если это транс, он никого из семьи не обойдет стороной, как холера.

ТОМАС. А я ни в какие трансы не верю. Некоторым людям просто хочется, чтобы о них говорили, как о чуде. Лучше бы они работали поусерднее да не привлекали к себе внимание.

ЭНДРЮ. Чего бы мне не хотелось, так это впасть в транс. Обязательно напишу в завещании, пусть мне в сердце, если я умру без причины, воткнут кол из падуба, чтобы после похорон я лежал как следует и не повернулся лицом вниз. Это ты должен будешь сделать.

ТОМАС. Да хватит тебе, Эндрю, думать о себе, можешь и о деле подумать. Кузнец уже закончил с оглоблями?

ЭНДРЮ. Надо зайти к нему.

ТОМАС. Вот и иди, да посмотри, чтобы все вышло на славу. Оглобли должны быть крепкими да добротными, ведь их придется покрывать золотом.

ЭНДРЮ. И это, и ступеньки, и стеклянные стенки, чтобы люди могли заглядывать внутрь и видеть великолепный атлас, а над всем – лев и единорог. Мартин здорово придумал, жаль, не успел закончить начатое!

ТОМАС. Пожалуй, мне лучше самому сходить к кузнецу. Чтобы все было как надо. А ты пока займись повозкой во дворе, там надо поменять покрышки на колесах – она в самом конце двора. (Они идут к двери.) Ничего там не пропусти и время не теряй, ведь только так и можно делать дело.

Они уходят.

ОТЕЦ ДЖОН. (приносит Мартина). Они ушли, и воздух тут посвежее. Посиди тут немного. Теперь ты совсем очнулся, а ведь ты то ли спал, то ли был в трансе.

МАРТИН. Кто вы? Кто вернул меня обратно?

ОТЕЦ ДЖОН. Я, отец Джон. Долго же мне пришлось молиться, чтобы ты вернулся.

МАРТИН. Отец Джон, зачем вы это сделали? Ах, уйдите, оставьте меня одного!

ОТЕЦ ДЖОН. Ты все еще спишь.

МАРТИН. Я не спал, все было по-настоящему. Неужели вы не чуете запах мятого винограда? Вся комната пропахла им.

ОТЕЦ ДЖОН. Расскажи мне, что ты видел? Где ты был?

МАРТИН. Там были белые кони и белые сияющие всадники. И был один конь без всадника. Кто-то схватил меня и посадил на коня, и мы поскакали наперегонки с ветром, как ветер…

ОТЕЦ ДЖОН. Обычная фантазия. Многие бедняки видят такое.

МАРТИН. Мы скакали и скакали и оказались рядом с пахучим садом. Там были ворота. А вокруг, сколько видно, пшеничные поля и виноградники, какие я видел во Франции, с тяжелыми гроздьями винограда. Я подумал, что нахожусь на Небесах. А потом наши кони превратились в единорогов, которые принялись крушить и топтать виноградники. Я попытался их остановить, но у меня ничего не вышло.

ОТЕЦ ДЖОН. Вот это странно, это странно. Что это может быть? Где-то мне пришлось слышать о monoceros de astri, звездном единороге.

МАРТИН. Они топтали пшеницу, давили ее на камнях, а потом уничтожили, что осталось от виноградников, топтали, ломали, крушили их. Я чуял запах вина, оно лилось отовсюду – но вдруг все стало нечетким. Не помню. Стало тихо. Кони и люди застыли на месте. Мы ждали приказа. А был ли приказ? Мне хотелось услышать его, но кто-то тащил меня, тащил меня прочь. Я уверен, что был приказ и был взрыв хохота. Что это? Что это был за приказ? Вокруг меня все трепетало.

ОТЕЦ ДЖОН. И тогда ты проснулся?

МАРТИН. Как будто нет. Все изменилось – стало ужасным, страшным! Я видел, как топают-топают единороги, но они уже были не в винограднике. Ах, я все забыл! Зачем вы разбудили меня?

ОТЕЦ ДЖОН. Я даже не прикоснулся к тебе. Мне неведомо, чьи руки вытащили тебя обратно. Я молился, вот и все. Правда, я истово молился, чтобы сон покинул тебя. Если бы не мои молитвы, ты, верно, умер бы. Мне неведомо, что все это значит. Единороги – что-то мне говорил французский монах! – означают силу, чистую силу, стремительную, вечную, неугомонную силу.

МАРТИН. Они были сильными. Какой же грохот стоял от их топанья!

ОТЕЦ ДЖОН. А какой смысл в винограднике? Мне приходит на ум псалом: Et calix meus inebrians quam praeclarus est[3]. Странное видение, очень странное видение, очень странное видение.

МАРТИН. Как мне попасть туда опять?

ОТЕЦ ДЖОН. Ты не должен стремиться туда, и не думай об этом. Нет ничего хорошего в жизни с видениями и ожиданиями, в ней больше искушений, чем в обычной жизни. Наверное, тебе было бы лучше остаться в монастыре.

МАРТИН. Там я ничего не видел отчетливо. А тут ко мне видения опять вернулись, ведь тут сияющие люди стояли кругом меня и смеялись, когда я был младенцем в нагрудничке.

ОТЕЦ ДЖОН. Ты не знаешь, а вдруг видение пришло от Царя нашего мира? Никто не знает, если не следует апостольской Церкви. Тебе нужен духовный наставник, и он должен быть ученым человеком. Мне не хватает знаний. Да и кто я? Нищий ссыльный, забывший и то, что когда-то знал. Я и книги-то не беру в руки, так что они все отсырели и покрылись плесенью!