Читаем Пьесы и сценарии полностью

(Примерившись.)

Не низко?..

(Картинно облокачивается о подзеркальник с точёными ножками, торчащий теперь вперёд.)

По вдохновению, Галина Павловна! Как пианистка,

Вы знаете — его не охватить логическим умом…

(Жест солдатам класть зеркало плашмя, зеркальной поверхностью вверх.)

…Вот так, чтоб люстра над стеклом…

Оно приходит к нам негаданно, необоримо, грозово! —

Как Суриков — ворону с поднятым крылом

Увидел на снегу — боярыня Морозова!

А ну-ка, Дягилев, вот эту вот приставочку — долой.

(Отходит, распоряжаясь.)

Пожилой красноармеец Дягилев любовно щупает подзеркальник, который ему приказано отбить.

АНЕЧКА

Моложе я его. Двенадцатью годами.

ДЯГИЛЕВ

Тут, видишь, надо’ть с головой…

АНЕЧКА

И может, к лучшему, что разница такая между нами?

ДЯГИЛЕВ

Она, вишь, на шипах да на клею…

РАДИСТ

Приём, приём.

МАЙКОВ

Черта тут думать? — топором!

Быстро входит Старшина, подчёркнуто приветствует Майкова, за ним — Прокопович. В сугубо гражданской унылой позе он долго потом стоит на заднем плане, как бы не замечаемый Майковым.

Что скажешь, старшина?

СТАРШИНА

Я — насчёт скатерти…

МАЙКОВ

Концертный «Беккер»…

И мрачность готики… и скатерть белая… не стиль!

Без скатерти! Командуй: пятый «Студебекер»

Сюда, на зеркало, перенести!

Старшина козыряет.

ГАЛИНА

С подругой детства, за романами романы осушая,

А в сущности, всё повесть грустную о том,

Что охлажденья не минёт любовь мужская…

ДЯГИЛЕВ

(всё так же робко примеряясь к подзеркальнику)

Сказали — чем, товарищ капитан?

МАЙКОВ

Сказал я: то-по-ром!

Дягилев осторожно постукивает обухом.

АНЕЧКА

…Да?

ГАЛИНА

Да.

Что если это неминучая беда,

Так нет спокойней мужа пожилого,

Уж не изменит он, ни-ни.

МАЙКОВ

(отстраняя Дягилева)

А ну-ка, Бурлов, шибани!

Другой красноармеец плюёт на ладони, берёт топор и в два удара с треском отваливает подзеркальник. Анечка затыкает уши. Из коридора бойцы начинают носить угощения, которые тут же, под руководством Майкова и Старшины, раскладываются, наливаются и насыпаются в вазы, графины, на блюда, на тарелки, ставятся в банках стеклянных и металлических. Несут в изобилии и пустую посуду, фарфоровую, серебряную, хрустальную, цветы. Обширный «стол» до отказа заставляется кушаньями и винами. Солдаты вышколены и чётки до циркового предела. Майков распоряжается театральными жестами.

Интересуюсь, Прокопович,

Вы — офицер или попович?

Что вы пришли?

ПРОКОПОВИЧ

(собираясь уйти)

Простите, мне сказали,

Что будто бы меня вы вызывали.

МАЙКОВ

Не будто бы, а вызывал.

А вы пришли и жмётесь, как мешок.

В чём дело? Света не было. Опять стоял движок?

Небось, искра?

ПРОКОПОВИЧ

(сокрушённо)

Искра…

МАЙКОВ

Не может штаб работать в темноте!

За-пом-ни-те!

Сегодня свет не должен здесь ни на минуту гаснуть!

Вам — ясно?

ПРОКОПОВИЧ

(отаптываясь)

Но в функции мои, коль рассуждать формально…

МАЙКОВ

(трагическим шёпотом)

Как вы сказали? — Рассуждать? Печально.

А тысячёнка в месяц — как? А дополнительный паёк?

Да на гражданке б вас заездили, как чёрта,

За это маслице. Вы разве на войне? — вы на курорте!

И кто на радиоле мне исправит рычажок?

Кто вообще попрёт, за грубость извините мне, телегу-с?

Быть может, абиссинский негус?

ГАЛИНА

Но, Анечка, но эти фрукты, вина…

Вы — часто так?

АНЕЧКА

О нет, сегодня — именины!

МАЙКОВ

И без того я вам смягчил муштровки школу.

Садитесь и чините. Радиолу.

В дальнейшем Прокопович осматривает неисправность, уходит, возвращается с отвёрткой, паяльником, радиодеталями, садится чинить.

АНЕЧКА

Конечно, вы сегодня за столом у нас.

С комдивом и женой комдива познакомились.

А про меня подумали: вот в голове ничуть?

С порога вздумала так откровенничать!

ГАЛИНА

Да что вы!

АНЕЧКА

Я ни с кем! Всё средь мужчин, всё жизнь кочевная,

Общенья женского мне так недоставало.

Придёте!

ГАЛИНА

Неудобно…

АНЕЧКА

Слышать не хочу.

МАЙКОВ

(услышав обрывки их разговора, продолжая распоряжаться)

И будете царевною

Штабного бала!

Польстил бы я сторицею,

Что будете царицею,

Но, сами понимаете, — масштаб —

Дивизионный штаб…

АНЕЧКА

Уйди! Привычка — вмешиваться в женский разговор.

МАЙКОВ

У-шёл!

АНЕЧКА

Вот, собственно, и весь народ.

Ещё начхим — но это вздор,

А звукотехник — он не в счёт.

Ещё узнаете парторга —

Не испытаете восторга.

Ещё должны быть два комбата,

Но оба славные ребята,

Да вот один…

Из коридора проходит, слегка прифокстрочивая, к радиоле Лихарёв. У него тоже шпоры и отличная строевая выправка.

ЛИХАРЁВ

(напевает)

Эс гэет аллес форюбер, эс гэет аллес форбай,

Унд нах йедем децембер комт видер айн май…

МАЙКОВ

Дитя моё, по скользкой ты идёшь тропинке.

ЛИХАРЁВ

Я отберу пока пластинки?

(Отбирает.)

МАЙКОВ

Забыл ты край родной, забыл родной Прованс.

ЛИХАРЁВ

Живу, пока имею шанс.

МАЙКОВ

В трудах войны не ты ль, Иван,

Все эти годы был и дран,

И потен был, и был почти в лаптях?

ЛИХАРЁВ

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги