Читаем Пьесы и сценарии полностью

(ощипываясь)

Как кителёк, товарищ капитан, —

Не узок мне в плечах?

(Отбирает пластинки; взяв пачку, удаляется, пританцовывая и косясь на Галину.)

Эс гэет аллес форюбер, эс гэет аллес форбай,

Унд нах йедем децембер…


АНЕЧКА

А я боюсь одеться пышно.

Одна пестриночка — и та уж кажется излишней

На платьи на моём. и как это ни горько — Примерю что-нибудь, а лезу в гимнастёрку. Я до войны и в институте одевалась девочкой.

Жаль, что теперь нельзя.


ГАЛИНА

Как так — одеться не во что?

В каком хотите роде,

Сегодня здесь, в хозяйском гардеробе…

Зайдёте в комнату ко мне.


АНЕЧКА

Спасибо, милая, зайду,

Но не найдёте вы…


ГАЛИНА

Найду!

Не знала прежде я сама,

У венок набралась ума.


РАДИСТ

Рязань, Рязань! Всё понял. Кострома.

Приём.


МАЙКОВ

Когда ж ты позывные сменишь, косопузый?


РАДИСТ

(трясёт бумажкой)

Да вот они! Да не довыкну я до этих до… Флоренций…


МАЙКОВ

И скифы мы, и азиаты мы, —

а, поглядишь, шарахнули французов.

Напёрли немцы — шуганули немцев.

А?! Прокопович? Как вы в рассуждении славян?


ПРОКОПОВИЧ

Я — занят, видите, товарищ капитан?


МАЙКОВ

Ч-чёрт, потрепаться не с кем.


АНЕЧКА

И хочу заранее

Предупредить вас — не зовите меня Анею, —

Лишь Анной Зотовной. Здесь армия, я — офицер…


ГАЛИНА

Да-да, пожалуйста, к обычаям своим

кто ж не привержен…


РАДИСТ

(вскакивая)

Товарищ капитан! Вторая Бэ-Зэ-Эр

Снимается с порядков боевых, а Нержин

Здесь будет через час!


У Прокоповича радиола начинает работать. Музыка.


МАЙКОВ

Да два часа приказ передавал?

Мотай отсюда удочки!


Радист собирает рацию и уходит. Галина взволнована и пытается скрыть.


ГАЛИНА

Простите, или я…

Я не дослышала? Как он назвал фамилию?

Фамилию — как он назвал?


АНЕЧКА

Какую? Нержин?


ГАЛИНА

Да.


АНЕЧКА

Вы знаете его?


ГАЛИНА

Нет! То есть… знала

Когда-то одного… А — Бэ-Зэ-Эр?


АНЕЧКА

Я б вам расшифровала,

Да ведь нельзя: секретный наш дивизион.


ГАЛИНА

Откуда он?


АНЕЧКА

Кто?


ГАЛИНА

Нержин.


АНЕЧКА

Из Ростова.


ГАЛИНА

Тогда не он!


АНЕЧКА

А не земляк ли ваш?

Вы, помнится, сказали между словом…


ГАЛИНА

Вам показалось.


АНЕЧКА

Да? Быть может.

(С порывом.)

А я… я не могу ничем помочь вам?

Что-то вас тревожит!

Весь вечер я смотрю на вас — вас угнетает что-то,

Какой-то страх, какая-то забота…


ГАЛИНА

Вы с добрым сердцем родились. Спасибо вам за то.

Но здесь — помочь — не может мне никто.


Стол готов, хотя Майков ещё что-то переставляет. Снование солдат прекратилось. Прокопович ещё занят с радиолой. Музыка обрывается. Из коридора поспешно входит дородная Глафира. Руки у неё заняты: сверкающий чайник и что-то в полотенце.


ГЛАФИРА

Кто это здесь? Ах, это вы, несчастная страдалица!

Вы — спасены, а сколько их, освобожденья

дожидаются,

Рабыни бедные! Я приняла вас к сердцу

ближе… ближе…

Я вся дрожу!


АНЕЧКА

Больна?


ГЛАФИРА

Как я их ненавижу!

Да попадись мне фриц какой-нибудь обаполы,

Да я б ему глаза все расцарапала!

Такую девушку!.. Фашизм! Рабский рынок!


ПРОКОПОВИЧ

Вверх — станции ловить, а книзу — для пластинок.


ГЛАФИРА

Начальник штаба! Накажи его!

Что свет всё время тухнет?


Майков жестом отпускает Прокоповича.


Ходила я, ходила я — зашла проверить кухню.

На полочке фарфоровые, беленькие, в ряд

Вот эти двадцать девять баночек стоят!

(Высыпает их из полотенца и расставляет на круглом столике.)

В головках дырочки и надпись. Хоть не знаю языков,

Но полизала языком, —

Где перец, мак, желток, укроп,

Где тмин, ваниль, орех, корица, —

Я их конечно сразу — хоп! —

Вот это нам годится!

Но что я? Майков! Мне же некуда грузиться!

Потом ещё: совсем случайно

Узнала я, что этот чайник

Не прост! О фрау о своих подумал изверг Гитлер:

Поставь на печь и не смотри, кипит ли?

Он сам! — как закипит! —

Как засвистит!! —

А я услышала свисток — вот это нам годится!

Но что я, что я? — мне же некуда грузиться!

Изящный чайник!

Дюжину взяла бы!

Начальник!

Штаба!!.


МАЙКОВ

Глафира Евдокимовна. Я очень уважаю вас.

И всю вашу семью.

Три пары битюгов. и две автомашины. Как хотите, —

В обоз ваш больше не даю.


ГЛАФИРА

Комдив прикажет — и дадите!

Он мне даёт! Три пары битюгов!

Что ж, руки мне сложить в стране врагов?


АНЕЧКА

Ты, правда, странная какая-то, Глафира,

Не понимаешь, что порочишь командира

И часть.


ГАЛИНА

Я, Анна Зотовна, к себе. Вас буду ждать я.

(Направляется к лестнице.)


ГЛАФИРА

А что такое? что??


АНЕЧКА

Так, ничего.


ГАЛИНА

Примерить платья…


ГЛАФИРА

Кому примерить? Ей? Да бросьте, Галочка, всё впусте!

При Анечкином росте… Анечкином бюсте…

Походит и в военном. Понимает ведь майор.

А что? У вас большой набор?


Салиев — или Замалиев, их не различишь, — вбегает, запыхавшись, в правые двери, оставляя их распахнутыми.


САЛИЕВ

Комдыв! С майором!

И с какой-то толстой старшим лейтенантом!

(Кивает в далеко видный теперь второй зал в глубине.)


МАЙКОВ

(стремительно)

А ну-ка, фея!

Убрать трофеи!


Глафира поспешно собирает баночки в полотенце, схватывает чайник. Салиев исчезает. Галина замирает, застигнутая на первых ступеньках лестницы.


Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман