Троеруков. Ну да!
Китаев. Я, бывало… Да я… поголовно истреблял… как собака тараканов! Хлеба не давать? Так я ж их поголовно! Как в сказке: ахну, и — нет ничего, только пыль, брызг и сапоги! Вы — кто? Помещики, дворянство, буржуазия или просто — люди? Да я вас так, что от всей вашей массы только одни уши останутся… А теперь вот…
Троеруков. Время не для вас, не для героев!
Китаев. Понимаешь? Теперь я — кто?
Дроздов
Китаев. Я помню!
Дроздов. Не забывай.
Троеруков. Спевка будет здесь.
Терентьев. Ну, что он?
Дроздов. Спит.
Терентьев. Значит: решили — завтра в Москву его?
Дроздов. Ну да. Ты Китаева хорошо знаешь?
Терентьев. Вовсе не знаю. Он сюда недавно прислан.
Дроздов. Дурак он, кажется.
Терентьев. А что?
Дроздов. Чего он возится с этим учителем пения?
Терентьев. Учитель-то, похоже, полуумный. Кстати, Дроздов, ты за Арсеньевой ухаживаешь…
Дроздов. А кому это вредно?
Терентьев. Ты ведь это так, для развлечения…
Дроздов
Терентьев. Погоди, я — серьёзно! Она мне вроде как бы жизнь спасла…
Дроздов. Рассказывал ты. Тогда они ещё плохо понимали нас, потому, изредка, и спасали. Если ты серьёзно, так — гляди, не ошибись…
Терентьев. Я, брат, года три бредил о ней… даже вот не женился. Может быть, это достойно смеха… Ты, конечно, моложе меня, красивый.
Дроздов. Ну, ладно…
Терентьев. Так что… вот! Понимаешь эту штуку?
Дроздов. Ладно, понял. Человек она как будто хороший, работница на все руки…
Терентьев. Образованная.
Дроздов. Всё это так! Но не нравится мне приятель её, этот учитель пения, малосольная морда.
Терентьев. Он ей — не приятель, и говорит она о нём — нехорошо.
Дроздов. А что — нехорошо?
Терентьев. Ты лучше сам спроси её.
Дроздов. Мы живём среди хитрого народа, словам надо верить осторожно.
Людмила. Вы что же — откупорили бутылки, а — не пьёте? Испортится.
Терентьев. Это — да!
Дроздов. Вчера у Сомова был большой буржуазный выпивон и разъедон. Жена его, эдакая — просят руками не трогать — в платье сопливенького цвета. Какая-то толстуха в красном… как мясная туша. Троеруков на скрипке пилил, рояль балабонила. Я шёл мимо около полуночи, эх, думаю…
Терентьев. Пускай веселятся, лишь бы честно работали…
Дроздов. Честно! Сие последнее есть самое главное, как говорил один товарищ у нас в кружке… лет пятнадцать тому назад…
Терентьев. Тебе — сколько?
Дроздов. Тридцать три. Шахтинский процесс…
Миша. Товарищ Дроздов, — за Селищами раненого нашли…
Людмила. Сашу Осипова?
Миша. | Неизвестно ещё…
Дроздов. | Почему ты думаешь, что Осипова?
Людмила. Он говорил мне, что грозят избить его…
Дроздов. Кто?
Людмила. Да — не знаю я!
Дроздов. Ну, надо ехать…
Людмила. Наверно, наверно, Сашу Осипова…
Терентьев. Не кричи! Ещё не установлено.
Людмила. У вас — всё не установлено! И кто клуб поджигал, и кто Маше Валовой голову проломил.
Миша. Я — с вами, товарищ Дроздов, — можно?
Китаев
Людмила. Осипова Сашу избили.
Китаев. Хулиганил, наверно…
Людмила. Врёте!
Китаев. Почему — вру?
Людмила. Он про вас в стенгазете писал, вот почему!
Китаев. Кто под пулями гулял, тому стенгазета — муха!
Крыжов. Убили кого-то?
Терентьев. Рабкора ранили.
Крыжов. Эта мода и у нас есть. У нас сразу видно: кто рабкора считает врагом, доносчиком — значит, это чужой человек, не наш.
Людмила. Ай, как хочется мне туда!
Крыжов. На покойника поглядеть?
Людмила. Да — не покойник…
Крыжов
Китаев. Ты — стар, тебе моих мыслей не понять!
Крыжов. Где понять! Глупость — трудно понять. А этот, который с тобой балагурил, — поп, что ли?
Китаев
Крыжов. Зачем? Молод да умён — два угодья в нём. Осердился. Вот теперь, отдохнув, я бы поел…