Петербург 2018. Дети закрытого города

– Привет. – Он опустился на ступеньку рядом, но не так уж близко, в шаге от нее.

«Ну вот, перегородили весь проход», – подумалось Вете. Хотя не так давно заработал лифт, и ходить мимо нее перестали.

– Ты прости. Я не хотел тебя задеть, – мученически выдал Антон. Было видно, что он очень старается.

– Да ничего. – Она давно замерзла, давно повторяла себе, что нужно встать и идти, но вместо этого только смотрела в одну точку и никак не могла прекратить. – Все в порядке.

– Я вижу, как все в порядке. – Он помолчал, гоняя носком кроссовка пылинку по бетонной ступеньке. – Понимаю, что не хочешь рассказывать. Просто так все не бросают и не едут в неизвестность и пустоту. Так только бегут.

– Бегут, – бессмысленно повторила за ним Вета. Она снова собиралась бежать, но вот теперь-то куда? И не пора ли завязывать с этим? Ото всех не набегаешься. Она сказала вслух и сама не заметила как. – Ото всех не набегаешься.

– Правда, – кивнул Антон, глядя себе под ноги. – Слушай, может быть, не обязательно уезжать из города, можно просто уволиться из школы и попробовать найти другую работу?

Вета смотрела на пылинки. В рыжем свете солнца они танцевали в воздухе и на ступеньках.

– Я не могу всю жизнь шарахаться от темных углов и шорохов. – Она отвела взгляд и ощутила, как горячая кровь прилила к щекам. – У моего парня была собака. Мраморный дог Рей. Когда он клал передние лапы мне на плечи, он с легкостью мог лизнуть меня в лоб, представляешь?

– Неслабая собачка, – напряженно проговорил Антон. Вета видела, как он нервно сцепляет и тут же расцепляет пальцы.

– Да, и на редкость добрая. Он всегда подвывал мне, когда я плакала. – Она облизала пересохшие губы. – Когда у Андрея выдавался плохой день, он брал ремень и… ну ты понимаешь?

Снова охрипла. Вета опустила голову, дожидаясь, пока сойдет нервный румянец.

– Наверное.

– Мы с Андреем однажды поскандалили из-за того, какой сделать бутерброд. Андрей невменяемый, если злится. Помню, что он взял нож. А потом собака прыгнула на меня и закрыла собой. Я думала, что сделаю очень правильно, если уеду. Оказалось, я трусливо сбежала, так?

– Нет, ты…

– Не считай Андрея абсолютным злом. У меня было полно причин уезжать и без него. Например, мне осточертели подковерные интриги подружек. Еще тетя, она просто довела меня своими придирками по любому поводу. А научная руководительница считала, что я слишком зазналась. Что я ничего не стою без нее. А я хочу чего-то стоить. Ты спросил меня, почему я уехала, а мне нечего было ответить. Я сама все думала – почему? До сих пор думаю и не могу придумать. Мы с Андреем встречались пять лет, он мне вроде сделал предложение, я его вроде приняла. Я пять лет готовилась к тому, чтобы поступить в аспирантуру. Все как у людей, да?

Она подняла глаза.

– Пожалуйста, не надо, – попросил Антон. Вверху звучно и гулко хлопнули дверью.

– Не надо что? – едва ли не закричала Вета.

Антон подвинулся к ней и обхватил за плечи. Неловко, так обнимают, когда не знают, что сказать, и прячут взгляд. Вете стало трудно дышать от запаха осеннего ветра в его волосах и – уже почти выветрившегося – запаха сигарет. Стало тепло испачканным в подъездной пыли ладоням.

Зажурчала вода по трубам. Вета отстранилась и, чтобы чем-то заняться, принялась отряхивать ладони одну о другую. Юбка давно измялась – заметила она, и манжеты блузки стали серыми. Пора стирать.

– Пойдем домой? – предложил Антон, покосившись на сумку с тетрадями, которая все еще стояла под почтовыми ящиками.

– Пойдем. Только там есть нечего, как всегда, – ответила она, и стало больно пересохшим губам.

– Хочешь, я схожу и куплю чего-нибудь?

– Хочу, – тихо улыбнулась Вета.

Вета сидела на подоконнике в халате и болтала ногами. За ее спиной стараниями Антона было приоткрыто окно, так что вечерний ветерок гулял по кухне и без спроса трогал полотенца и тетрадки, брошенные на столе.

Антон жарил картошку – такая роскошь. Вета и не помнила, когда последний раз оставляла себе немного сил, чтобы почистить пару клубней. Она вдыхала запах горячего масла и была почти счастлива. Завтра все-таки воскресенье, а не понедельник.

– Ты такой идеальный. Идеальный-идеальный. Таких больше не делают, – сказала она и скрестила босые ноги.

– Таких, как я, на каждом углу бесплатно раздают. По десять штук в одни руки.

Шипело масло на сковородке. Антон накрыл ее крышкой и отошел к столу, вытирая руки полотенцем.

– Как тут твои двоечники поживают? – Он подцепил верхнюю тетрадку, и с нее на стол соскользнул белый конверт с разошедшимися швами и потеками клея.

Вета не потрудилась убрать записку, так и бросила сверху, вместе со всеми остальными бумагами. «Читать чужие письма неприлично», – хотела напомнить она, но разве же это письмо? Одна глупая строчка.

Антон изучал ее слишком уж долго.

– Что это? – спросил он поблекшим вдруг голосом.

– Понятия не имею. Лежало у меня в почтовом ящике.

Ветер из окна стал противным, продул халат насквозь, и она обернулась, чтобы закрыть окно. Город подмигнул ей рыжими огнями сквозь кроны деревьев.