Читаем Петербург Достоевского. Исторический путеводитель полностью

Над телами Александра II и его супруги императрицы Марии Александровны – надгробия из серо-зеленой алтайской яшмы и розового орлеца (установлены в 1906 году к 25-летию убийства императора народовольцами). Остальные члены императорского дома покоятся под памятниками из белого итальянского мрамора. Надгробия императоров выделяются бронзовыми гербами на углах.

Монетный двор

Напротив Петропавловского собора – Монетный двор – завод, на котором изготавливают ордена, медали, памятные знаки и чеканят монеты. Основанное в крепости еще в петровское время, в середине XIX века это было единственное подобное предприятие в России и крупнейшее в Европе. Построил нынешнее здание Монетного двора архитектор А. Порто в 1805 году.

Ботный дом

Небольшой павильон к северу от входа в собор построен в 1762 году архитектором А. Вистом в стиле, переходном от барокко к классицизму. В домике хранился ботик Петра I – маленькое парусное суденышко, на котором он, будучи подростком, в Немецкой слободе под Москвой, на реке Яузе, приохотился к искусству навигации. Ботик был доставлен в Петербург по распоряжению Петра и после торжественной и забавной церемонии оставлен в крепости на хранение. Сейчас его можно увидеть в Центральном военно-морском музее.

Секретный дом Алексеевского равелина

В Алексеевском равелине за ныне засыпанным каналом с подъемным мостом располагалась самая таинственная тюрьма Российской империи – «Секретный дом».

Находившаяся как раз напротив Зимнего дворца, она как бы символизировала полную тщетность попыток борьбы с существовавшим в России политическим строем: ее узники были в основном политическими заключенными. Это было каменное одноэтажное треугольное здание, рассчитанное на 20 одиночных камер, с небольшим внутренним двором для прогулок. Сюда после ареста были заключены 13 петрашевцев, рассматривавшихся следствием как наиболее замешанные в деле. Среди них и Федор Достоевский.

Сам Петрашевский писал о своих ощущениях в заключении так: «Мертвое молчание кругом, безответность сторожей, еле слышный бой часов на Петропавловском соборе – вот развлечение. Полумрак и холод – вот удобства помещения… По ночам отмыкаются и запираются двери казематов, в отдалении слышу шаги арестантов, ведомых к допросу». Когда на нещадно чадивших плошках, освещавших казематы, нарастал угар, часовые будили заключенных, заставляя его снимать. Жаловались петрашевцы и на насекомых, грязь, однообразие пищи.

Восемь месяцев в равелине Достоевский провел стоически. Через два месяца брату Михаилу (он тоже ненадолго был арестован, но затем освобожден) разрешили передать ему книги (религиозного содержания и Шекспира). Ф. Достоевский начал писать рассказ «Маленький герой» – рассказ о первой пылкой и трогательной влюбленности одиннадцатилетнего мальчика. Позже писатель рассказывал: «Когда я очутился в крепости, я думал, что тут мне и конец, думал, что трех дней не выдержу, и – вдруг совсем успокоился. Ведь я там что делал? …я писал „Маленького героя“ – прочтите, разве в нем видно озлобление, муки?»

Брату он писал: «Вот уже пять месяцев, без малого, как я живу своими средствами, то есть одною своей головой и больше ничем. Покамест еще машина не развинтилась и действует. Впрочем, вечное думанье и одно только думанье, безо всяких внешних впечатлений, чтобы возрождать и поддерживать думу, – тяжело! Я весь как будто под воздушным насосом, из-под которого воздух вытягивают. Все из меня ушло в голову, а из головы в мысль, все, решительно все, и, несмотря на то, эта работа с каждым днем увеличивается. Книги хоть капля в море, но все-таки помогают. А собственная работа, только, кажется, выжимает последние соки. Впрочем, я ей рад…»

Сюда привезли Достоевского после объявления приговора и инсценировки казни с Семеновского плаца. Прощаясь с братом перед отправлением на каторгу, он писал: «Неужели никогда я не возьму пера в руки? Я думаю, через четыре года будет возможно. Я перешлю тебе все, что напишу, если что-нибудь напишу. Боже мой! Сколько образов, выжитых, созданных мною вновь, погибнет, угаснет в моей голове или отравой в крови разольется. Да, если нельзя будет писать, я погибну. Лучше пятнадцать лет заключения и перо в руках… Теперь, переменяя жизнь, перерождаюсь в новую форму… Я перерожусь к лучшему… Казематная жизнь уже достаточно убила во мне плотских потребностей, не совсем чистых; я мало берег себя прежде. Теперь уже лишения мне нипочем, и потому не пугайся, что меня убьет какая-нибудь материальная тягость… Кабы только сохранить здоровье, а там и все хорошо!»

Достоевский не был ни первым, ни последним писателем, заключенным в равелин. До него здесь находился поэт, декабрист К. Рылеев (1825–1826), ушедший из этой тюрьмы на казнь. После – кумир студенчества, знакомец и идейный противник Достоевского Н. Чернышевский (1862–1864).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Автостопом через Африку
Автостопом через Африку

Эта книга — художественное описание реального «вольного путешествия» Надеюсь, что мой труд позволит читателю взглянуть на дальние страны по-новому, изнутри, и узнать «новую версию» устройства мира, отличную от той, что нам старательно, изо дня в день, показывают по телевизору и в глянцевых журналах.Это путешествие (и книга), надеюсь, только «первый этап» кругосветной экспедиции «Круглый мир». Тут многие читатели могут спросить: а что вообще можно назвать кругосветной экспедицией? Очевидно, категоричного ответа тут не существует. Человек вышедшей из дома на восток и пришедший с запада, кругосветчик? А если он несколько раз в течение года возвращался с маршрута и снова продолжал свое путешествие? Если на его пути встретилась река и он переправился через нее на лодке? А если переправился на каком-либо транспорте через океан (что, согласитесь, неизбежно)? А если некая страна закрыта для путешествий, или просто по каким-либо причинам, не дала ему визу? Как видите, чем больше вопросов, тем больше ответов. Очевидно, что биолог скажет вам: «Кругосветная экспедиция непременно должна пролегать через разные климатические зоны!» Не менее категоричен будет и географ: «Кругосветным считается маршрут, протяженностью не менее 40 000 км, с двумя пересечениями экватора… можно добавить еще и определенное количество континентов».Таким образом, каждый потенциальный кругосветчик сам определяет для себя маршрут, сообразно целям, задачам и методам своего путешествия. Так, многие люди совершают кругосветки исключительно ради славы (прославления своего имени или спонсора).Другие ставят рекорды для книги Гиннеса, третьи преследуют чисто спортивный интерес и даже включают свое путешествие в чемпионат по неким видам спорта…С автостопом же — еще сложнее. Ведь у каждого человека (и автостопщика) свое определение автостопа: для одних он — способ халявного перемещения (хиппи), для других — метод доказать всем, что ты круче своих конкурентов («спортивные» автостопщики), для третьих — способ познания мира и самого себя. Именно к третьей группе принадлежат «вольные путешественники» из Академии Вольных Путешествий. Многие называют нас «научными автостопщиками», потому что мы организуем поездку туда, где еще не ступала нога автостопщика, мы открываем новые страны и континенты, показываем через свои книги мир таким, какой он есть на самом деле, «изнутри», а не таким, каким его хотят показать нам политики и журналисты.1.1 — c-rank — структура, ошибки, прочее. Картинки уменьшены, ибо для читалок файл на 50 мегов — чистое убийство, да и 18 многовато…

Григорий Александрович Лапшин , Григорий Лапшин

Хобби и ремесла / Путеводители, карты, атласы / Путеводители / Дом и досуг / Словари и Энциклопедии
Русский XX век на кладбище под Парижем
Русский XX век на кладбище под Парижем

На уникальном русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем упокоились поэты и царедворцы, бывшие министры и красавицы-балерины, великие князья и отставные террористы, фрейлины двора и портнихи, священники и безбожники, герои войны и агенты ГПУ, звезды кино и театральные режиссеры, бывшие закадычные друзья и смертельные враги… Иные из них встретили приход страшного XX века в расцвете своей русской славы, другие тогда еще не родились – судьба свела их вместе на этом островке России в океане Франции, на погосте ушедшего века. Оживляя их имена, мы словно листаем книгу их радостей и горестей, распутываем хитросплетенье судеб… Мы не выбирали соотечественников по профессиям и чинам, все достойны поминовенья. Может, поэтому иные из читателей нашей книги (выходящей ныне вторым, расширенным изданием) утверждают, что наша скромная кладбищенская прогулка вместила больше, чем эмигрантские энциклопедии.

Борис Михайлович Носик

Путеводители, карты, атласы