Петербургская баллада

Коротким ударом под дых Суханов обездвижил сидящего с ним рядом Григорьева и плавным взмахом, словно продолжая выполнять спортивный «кант», ударил сидящего впереди Мартынова скованными руками в затылок. Машина резко вильнула, с громким скрежетом царапнула боком кромку тротуара… Последовал сильный удар, и, уткнувшись в фонарный столб, машина замерла… А потом, в наступившей тишине, один за другим, ударили два выстрела…

От удара о лобовое стекло Беликову спасла только укоренившаяся привычка пристегиваться ремнем безопасности – она не любила машины и, невзирая на насмешки коллег, старалась соблюдать правила до скрупулезности… С трудом восстановив перехваченное дыхание, она повернулась назад… Мертвые глаза Суханова смотрели на нее все так же равнодушно и безэмоционально. Изо рта бывшего офицера медленно ползла густая струйка крови. Кровь была не красной и не алой, а темно-багровой, почти черной… И совсем не похожей на кровь…

– На хрена?! – еле слышно спросил согнутый в три погибели Григорьев. За совместную десятилетнюю работу Беликова впервые услышала слова брани от всегда выдержанного прибалта. – На хрена было стрелять на убой? В ногу нельзя?!

– Тебе надо было не то что в ногу, а в задницу стрелять, – прохрипел Мартынов, проводя пятерней по окровавленному лицу, – чтоб за оружием следил…

Григорьев автоматически схватился за поясную кобуру, еще раз чертыхнулся:

– Иоп! Даже не заметил… Кто ж думал?!

– Вот и я… Не думал… Наверное, еще армейский инстинкт сработал, – признался Мартынов, – пальнул прямо сквозь сиденье… Кто ж думал, что так удачно попаду? Как пистолет успел выхватить, как затвор передернул и стрелять начал – хочешь верь, хочешь не верь – самому сейчас сказкой кажется… Екатерина Григорьевна, с вами все в порядке?

– Чтоб ты на детские грабли наступил! – с чувством пожелала Беликова. – А сам как думаешь? Он совсем мертвый или сейчас, как в фильмах ужаса, воскреснет и опять драться начнет?

– Совсем, – со знанием дела заверил Григорьев, – но насчет фильмов ужасов вы недалеко от истины ушли. Не скажу, что обделался со страху, но чайная ложечка в штанах все же есть… На этот раз мы явно того парня взяли. Без всяких сомнений…

– Да, – подтвердил Мартынов, – теперь вся порноиндустрия нас на руках носить должна… Кто мне ремонт машины компенсирует?

– Достоевский, – цинично заметил Григорьев.

– Ясно… Стало быть, я пострадал за идею, – понимающе кивнул Мартынов, – знаете, господа, а меня почему-то тошнит… Может быть, я беременный?

– Сейчас милиция приедет – все беременными станем, – желчно ответил Григорьев, – только почему-то, в отличие от фильмов и книг, я не слышу ни милицейских сирен, ни спешащих на помощь «скорых»?.. Посреди города стрельба, авария, а они… Эй, Вадик?.. Вадик!..

– Сознание потерял, – сказала Беликова, глядя на ткнувшегося лбом в рулевое колесо Мартынова, – здорово при ударе приложился… Первый раз со мной такое… Даже не знаю, что говорить и делать… А все же мы его взяли, а? Взяли, Максим!..

– Только не знаю, радоваться ли этому, или плакать, – устало отозвался Григорьев, прислушиваясь к долгожданным сиренам приближающихся машин…

Был поздний вечер, когда Беликова смогла наконец добраться до квартиры Смолякова. Надавила кнопку старого, еще медного звонка и откуда-то из недр квартиры уловила едва слышное:

– Входите, там открыто!

Двухкомнатная квартира писателя была небольшой. Повсюду, даже на кухне, горел свет. Писатель сидел за столом в дальней комнате и что-то писал в толстой тетради. На секунду оторвавшись от своего занятия, бросил быстрый взгляд на гостью, улыбнулся:

– Добрый вечер, Екатерина Юрьевна. Подождите, пожалуйста, секундочку, я сейчас закончу… Нашел интересную фразу: «Книги – это измазанные чернилами сны». Я сейчас, буквально одну минутку…

Однако работал он не одну, а все пятнадцать минут. Отодвинув тетрадь, удовлетворенно улыбнулся:

– Успел!.. Почему вы такая смурная?

– Задержали маньяка, – как-то отстраненно сказала Беликова, – Бортко отпустили, а настоящего задержали… Вернее, пытались. Он погиб при задержании – пытался оказать сопротивление. В квартире нашли улики, неопровержимо доказывающие его причастность к этим убийствам.

– Что ж… Поздравляю.

– Увы, не с чем… Тяжело мне далось это дело. Во-первых, я не сыщик, а офицер полиции нравов, далекая от расследований подобного рода дел, а во-вторых… Мы задержали лишь убийцу. Критик остался на свободе.

Она ожидала ответной реплики, но писатель молчал, лишь смотрел на нее с нескрываемым любопытством.