Петербургская Коломна

1916 год не принес радостных вестей. Обстановка на фронте безрадостная. В городе все на разные голоса поносили правительство и царя. Даже гвардия обсуждала возможность государственного переворота. Приближенные успокаивали императора, что это-де пустые разговоры, народ, любящий Россию, переворота не сделает.

Осенью 1916 года поставки продовольствия в Петроград составили лишь половину его потребности. Жизнь становилась трудной. Продукты дорожали, курс рубля падал. Процветала спекуляция. Корреспондент одной из французских газет на извозчике знакомился с Петроградом 1916 года. Проезжая мимо Зимнего дворца, он, обратясь к извозчику, угрюмому бородатому мужику, показал рукой на окна царской резиденции и, с трудом подбирая русские слова, с невероятным акцентом произнес целую фразу: «Царь-батюшка, царица-матушка». Уличный извозчик закивал головой и, поняв, что француз кроме этих слов по-русски больше ничего не понимает, ответил: «Этого бы батюшку да к этакой бы матушке», – плюнул и истово перекрестился. Вскоре во французских газетах появилась оперативная информация, из которой следовало, что русский народ проникнут глубокими религиозными и монархическими настроениями. «Седобородый извозчик, как ребенок, плакал и крестился при упоминании царя-батюшки», – рассказывала газета своим читателям.

Семья Сомовых продолжала пополнять ряды армии. Сын умершего брата Саши – Андрей, поступил в Петроградское юнкерское артиллерийское училище, готовившее ускоренным темпом офицеров для фронта. Вечером 21 января 1916 года Константин Андреевич и сын Анны Андреевны, Женя, навестили молодого Сомова, тот, довольный жизнью, радостно рассказывал дяде и двоюродному брату о верховой езде и об интересных историях из своей новой военной жизни. К.А. Сомов вспоминал: «… в приемной спертый воздух, масса посетителей, грустно. Заведение, в котором столько чудесной молодежи, – это готовится пушечное мясо…». В ноябре друзья отметили 47-летие художника. Анна Андреевна сумела из скудных запасов приготовить праздничный стол. Пришли супруги Бенуа, Карсавина, Брюс и Уолпол.

В декабре 1916 года из «Биржевой газеты» узнали об убийстве Распутина. Хью Уолпол вспоминал в 1930 году: «Я любил творчество Константина Сомова на протяжении стольких лет, что теперь мне трудно говорить о нем. Оно смешивается в моем представлении со столь многими личными впечатлениями – с Сомовым, рисующим коричневую корову над голубой лужей, с его серьезной и несколько меланхолической рассеянностью, когда кто-то вошел и сказал, что Распутин только что был найден плавающим среди льда Невы…». Так завершился 1916 год, положивший начало концу Российской империи и дому царствующей династии Романовых.

Открыв адресную и справочную книгу «Весь Петроград» за 1917 год, нахожу, что Михайлов Сергей Дмитриевич, действительный статский советник департамента окладных сборов Министерства финансов, и жена действительного статского советника, художница Михайлова (Сомова) Анна

Андреевна, проживали совместно по Екатерингофскому проспекту, в доме № 97. Сергей Дмитриевич, сделавший неплохую карьеру, занимал теперь должность чиновника особых поручений Министерства финансов, министерства, которому оставалось просуществовать всего несколько месяцев.

Обычно все адресные книги до этого критического года изобиловали броскими рекламами, призывающими покупать широкий ассортимент товаров по самой дешевой и выгодной цене. Книга же «Весь Петроград» за 1917 год, почти лишенная рекламы, открывалась (видимо, судьбоносно) огромным, во всю страницу, объявлением торгового дома Бассейного бюро похоронных процессий А.В. Васильева и К°. Текст его доверительно сообщал читателям, что это единственное в Петрограде заведение с роскошным инвентарем для похорон. Не менее любезно реклама информировала господ заказчиков, что они при этой процедуре освобождаются решительно от всех похоронных хлопот. Фирма к тому же, оказывается, постоянно работала даже в ночное время.

Объявление полностью соответствовало духу времени и состоянию дел в Российской державе. Война. Россия погибала. Страна огромных возможностей погружалась в пучины глубокого национального кризиса. Голодными и холодными стояли ее города, пустыми и безмолвными деревни. Многочисленные займы не могли поправить расстроенную финансовую систему страны.