«Скажите, какое впечатление прежде всего производит на вас каждая повесть г. Гоголя? Не заставляет ли она вас говорить: „Как все это просто, обыкновенно, естественно и верно и, вместе, как оригинально и ново!“ Простота вымысла, народность, совершенная истина жизни, оригинальность, комическое воодушевление, всегда побеждаемое глубоким чувством грусти и уныния — вот, — говорил Белинский, — что отличает повести Гоголя. Источник всего этого — жизнь. Гоголь „поэт жизни действительной“, который ничего не приукрашивает, а показывает все, как оно есть. Он смеется. Но разве это смех ради смеха? У его смеха высокая цель — обличать уродства жизни, потому что Гоголь любит людей, и ему больно видеть, во что превращает их жизнь. Потому-то его смех всегда побеждается грустью… После „Горе от ума“, — писал Белинский, — я не знаю ничего на русском языке, что бы отличалось такою чистейшею нравственностию и что бы могло иметь сильнейшее и благодетельнейшее влияние на нравы, как повести г. Гоголя. О, пред такою нравственностию я всегда готов падать на колена! В самом деле, кто поймет Ивана Ивановича Перерепенко, тот верно рассердится, если его назовут Иваном Ивановичем Перерепенком. Нравственность в сочинении должна состоять в совершенном отсутствии притязаний со стороны автора на нравственную или безнравственную цель. Факты говорят громче слов; верное изображение нравственного безобразия могущественней всех выходок против него».
Белинский увидел у Гоголя не только сатиру, но и лиризм. «Описывает ли он бедную мать, это существо высокое и страждущее, это воплощение святого чувства любви, — сколько тоски, грусти и любви в его описании! Описывает ли он юную красоту — сколько упоения, восторга в его описании! Описывает ли он красоту своей родной, своей возлюбленной Малороссии — это сын, ласкающийся к обожаемой матери! Помните ли вы его описание безбрежных степей днепровских? Какая широкая, размашистая кисть! Какой разгул чувства! Какая роскошь и простота в этом описании! Черт вас возьми, степи, как вы хороши у г. Гоголя!»
И Белинский делал вывод: Гоголь «в настоящее время является главою литературы, главою поэтов».
Это была награда за все. Анненков рассказывает, что Гоголь был доволен статьей, и более чем доволен, он был осчастливлен статьей. Гоголь не нуждался в комплиментах, он нуждался в понимании. А Белинский понял его, раскрыл его читателям и окончательно укрепил его на избранном пути.
«ТОГДАШНИЙ ВОСТОРГ ОТ ГОГОЛЯ — НИ С ЧЕМ НЕ СРАВНИМ»
Белинский во всеуслышание объявил, что новые произведения Гоголя «вполне заслуживают те похвалы, которыми осыпает их восхищенная ими публика». Для Гоголя мнение публики было превыше всего. Когда порой становилось невесело, он вспоминал Москву, ложу Большого театра, куда зашел в антракте повидаться с семейством Аксаковых, радостное удивление Сергея Тимофеевича, восторженный шепот Константина Аксакова приятелю: «Знаешь ли, кто у нас? Это Гоголь». А потом наведенные на ложу бинокли и трубки и голоса в креслах: «Гоголь, Гоголь». Сергей Тимофеевич рассказывал, как любит его, Гоголя, московская молодежь. Московские студенты первые распространили по городу славу о новом великом таланте.
Петербургская молодежь его тоже оценила. Толстый том альманаха «Новоселье», где впервые появилась «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», воспитанники Петербургского училища правоведения зачитали буквально до дыр. «Тогда не только в Петербурге, но даже во всей России было полное царство Булгарина, Греча и Сенковского, — рассказывал воспитанник училища правоведения Владимир Васильевич Стасов. — Но нас мало заинтересовали „Похождения квартального“ Булгарина и „Большой выход сатаны“ Сенковского… Ложный и тупой юмор Брамбеуса был нам только скучен, и мы только и читали, что „Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича“! Скоро потом купили два томика „Арабесок“. Тут „Невский проспект“, „Портрет“ нравились нам до бесконечности… Тогдашний восторг от Гоголя — ни с чем не сравним. Его повсюду читали, точно запоем. Необыкновенность содержания, типов, небывалый, неслыханный по естественности язык, отроду еще неизвестный никому юмор — все это действовало просто опьяняющим образом. С Гоголя водворился на России совершенно новый язык; он нам безгранично нравился своей простотой, силой, меткостью, поразительною бойкостью и близостью к натуре. Все гоголевские обороты, выражения быстро вошли во всеобщее употребление. Даже любимые гоголевские восклицания: „черт возьми“, „к черту“, „черт вас знает“ и множество других вдруг сделались в таком ходу, в каком никогда до тех пор не бывали. Вся молодежь пошла говорить гоголевским языком».
Учителя в свободное от занятий время читали ученикам повести Гоголя. Молодые люди сходились, чтобы прочесть вместе новое творение Гоголя.