Петербургская повесть

Очень любил Гоголь слушать рассказы знаменитого актера — Михаила Семеновича Щепкина, прожившего интересную жизнь. Щепкин был украинцем, крепостным графа Волькенштейна, выкупленным из неволи по подписке. С Гоголем они познакомились в Москве и очень подружились. Приезжая в Петербург, Щепкин останавливался у Гоголя. Маленький, кругленький, уже в летах, Михаил Семенович не без труда взбирался по крутой темной лестнице дома на Малой Морской и уже снизу кричал:

— Нема лучше, как у нас, Якиме ступив — уж и в хати, а тут дерысь-дерысь!

Прочитав «Старосветских помещиков», Щепкин, лукаво улыбаясь, сказал Гоголю:

— А кошка-то моя.

Случай с появлением одичавшей кошки, которую Пульхерия Ивановна приняла за вестницу близкой смерти, действительно произошел с бабкой Щепкина, и Щепкин как-то рассказал об этом Гоголю.

Однажды Анненков застал у Гоголя пожилого человека, который подробно, со знанием дела рассказывал о поведении сумасшедших, об их нелепых идеях. Гоголь подсел и слушал. Когда стали расходиться и один из приятелей позвал пожилого господина, Гоголь сказал:

— Ты ступай… А они уже знают свой час и, когда надобно, уйдут.

Сведения, полученные от гостя, пригодились в «Записках сумасшедшего».

Пушкин рассказывал, что описание степи в «Тарасе Бульбе» внушил Гоголю он. Один знакомый Пушкина хорошо и подробно описывал ему степи. Пушкин свел его с Гоголем, дал послушать рассказ. И в «Тарасе Бульбе» появилось великолепное описание степи, с пестрым морем цветов и трав, птичьим гомоном, со степными пожарами, лебедями, похожими на красные платки, летящие в зареве по ночному темному небу.

Для Гоголя ничего не пропадало даром.

«КАКОВ ГОГЕЛЬ?»

В «Авторской исповеди» Гоголь писал: «Обо мне много толковали, разбирая кое-какие мои стороны, но главного существа моего не определили. Его слышал один только Пушкин. Он мне говорил всегда, что еще ни у одного писателя не было этого дара выставлять так ярко пошлость жизни, уметь очертить в такой силе пошлость пошлого человека, чтобы вся та мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем. Вот мое главное свойство, одному мне принадлежащее, и которого, точно, нет у других писателей».

Пушкин. Рисунок Гоголя. 1830-е годы.

Обнаружив у Гоголя это удивительное свойство, Пушкин побуждал его засесть за большое сочинение, где это свойство могло бы проявиться во всей полноте. «Пушкин заставил меня взглянуть на дело сурьезно. Он уже давно склонял меня приняться за большое сочинение и наконец, один раз, после того, как я ему прочел одно небольшое изображение небольшой сцены, но которое, однако ж, поразило его больше всего мной прежде читанного, он мне сказал: „Как с этой способностью угадывать человека и несколькими чертами выставлять его вдруг всего, как живого, с этой способностью не приняться за большое сочинение! Это, просто, грех!“ Вслед за этим начал он представлять мне слабое мое сложение, мои недуги, которые могут прекратить мою жизнь рано; привел мне в пример Сервантеса, который, хотя и написал несколько очень замечательных и хороших повестей, но если бы не принялся за Донки-шота, никогда бы не занял того места, которое занимает теперь между писателями, и, в заключение всего, отдал мне свой собственный сюжет, из которого он хотел сделать сам что-то вроде поэмы и которого, по словам его, он бы не отдал другому никому. Это был сюжет „Мертвых душ“».

Гоголь. Рисунок Пушкина. 1833 г.

Пушкин уже с первых шагов Гоголя разглядел в нем необычайный талант, радовался этому, гордился тем, что Россия, несмотря ни на что, не оскудевает талантами.

«Каков Гогель?» — писал он Вяземскому после выхода «Вечеров на хуторе». Гоголь интересовал его. И чем дальше, тем больше. Имя Гоголя замелькало в письмах Пушкина, в его дневнике. 1833 г. 3 декабря: «Вчера Гоголь читал мне сказку: Как Ив. Ив. поссорился с Ив. Тимоф.[3] — очень оригинально и очень смешно». 1834 г. 7 апреля: «Гогель по моему совету начал Историю русской критики». 3 мая: «Гоголь читал у Дашкова свою комедию».

Бывая поблизости от Малой Морской, Пушкин заходил к Гоголю узнать, что тот пишет. Если не заставал его дома — досадовал, рылся в бумагах, искал, нет ли нового. «Они так любили барина, — рассказывал Яким. — Бывало, снег, дождь, слякоть, а они в своей шинельке бегут сюда. По целым ночам у барина просиживали, слушая, как наш-то читал им свои сочинения». Пушкин твердил Гоголю: «Пишите, пишите». Слушая его чтение, от души хохотал и уходил с Малой Морской довольный и в духе.

Но не все, что читал Гоголь, смешило Пушкина.

Однажды, придя к Гоголю и устроившись поудобнее в углу его дивана, Пушкин приготовился слушать первые главы «Мертвых душ». Сначала он улыбался. Но улыбка постепенно сошла с его лица, и чем дальше слушал, тем мрачнее становился, а когда чтение кончилось, он произнес голосом, исполненным тоски:

— Боже, как грустна наша Россия!