Петербургские арабески

Об этом необычном для тогдашнего Петербурга высшем учебном заведении в своих «Записках» вспоминает Ф.Ф. Вигель: «Образование института было довольно странное. Воспитанники носили шляпу с пером и офицерский мундир с шитьем, только без эполетов; а произведенные в офицеры прапорщики, надев эполеты, продолжали оставаться в институте до получения поручьего чина. В нем сперва было четыре только профессора или преподавателя наук. Ими ссудил нас Наполеон, прислав Александру четырех лучших учеников Политехнической школы: Базена, Потье, Фабра и Дестрема. Это было, как изволите видеть, совершенно французское училище. Самые первые ученики, коими оно наполнилось, были все молодые графы и князья… все то, что управляющим пришельцам казалось цветом петербургского юношества».

Дом Главного управления путей сообщения и публичных зданий. Гравюра начала XIX в.

Его королевское высочество запретил применять телесные наказания по отношению к воспитанникам этого военизированного института, что было необычно для того строгого времени. Нравы в институте были достаточно свободные и напоминали те, которые описал известный французский писатель Проспер Мериме в своей «Хронике времен Карла IX». Нередки были дуэли. Расскажем о некоторых характерных происшествиях 1827–1828 годов, когда директором института был генерал-майор и кавалер П.П. Базен.

«Объяснение прапорщика Запольского 2-го» ныне представляет собой несколько исписанных, выцветших от времени листов бумаги. На них студент института сообщает своему начальству: «1827 года 1 октября, т. е. вчерашний день, пришел я на квартиру гг. офицеров Фелькнера и Биндерлинга и нашел там Г. Пашковского, между разговором г. Пашковский стал мне говорить о 150 рублях, которые, по его словам, будто бы я у него занял. Принимая сначала сие за шутку, я засмеялся, но вдруг, к чрезвычайному удивлению моему, услышал я от него весьма оскорбительные слова, которые слишком гнусны, чтобы их можно было выразить. Я отвечал ему на сие, что таковые выражения простительно только слышать от людей простого звания, но что между офицерами сие не говорится. После чего… он мне наконец сказал, что если я точно уверен в том, что не получал от него сих денег, то, верно, не откажусь подтвердить сие в 15 шагах друг от друга. Я отвечал ему, что не только в 15, но и в 10 шагах согласен…»

Как выяснилось позже, отставной поручик Пашковский нуждался в деньгах. Наверное, поэтому он и прибегнул к такого рода шантажу, надеясь добыть у юного Запольского нужную сумму. В другом учебном заведении ограничились бы только «гнусными словами» и хорошими тумаками, но при благородном объяснении дело быстро дошло до пистолетов.

На следующий день у прапорщика Цурикова, который должен был стать секундантом поединка, договорились и об условиях дуэли: «…и чтоб быть в 10 шагах, сделать каждому по 3 выстрела, и если кто будет так ранен, что не в состоянии будет закончить своих выстрелов, то оставить сие до его выздоровления». Как видим, условия эти вполне были схожими с условиями более поздней и более знаменитой дуэли между Лермонтовым и Мартыновым. Но если пятигорское городское начальство никак не прореагировало на слухи о предстоящей дуэли, то «генерал-майор и кавалер» действовал весьма решительно. «Зная, до какого исступления превратные понятия о чести могут довести молодых людей», он решил сам ехать к месту предстоящего «противозаконного действия». Запольского он арестовал, а Пашковского уже отправившегося за пистолетами, направил к петербургскому военному генерал-губернатору.

Дело это дошло до императора. Государь Николай Павлович «повелеть соизволил Пашковского, лишив чинов и дворянского достоинства, написать в рядовые с употреблением на службу против неприятеля, а о прикосновенных к сему делу офицерах Корпуса путей сообщения предоставить рассмотрению его королевского высочества».

Александр Вюртембергский посчитал, что Запольский уже достаточно был наказан наложенным на него арестом и приказал освободить его. А Цурикова отправил на гауптвахту на две недели. П.П. Базен тогда ходатайствовал перед главноуправляющим за своих студентов. Он сообщал, что ведут они себя хорошо и, успевая в науках, подают надежду быть с пользою потребленными на службе.

Петр Петрович напоминает нам известного по роману А. Дюма г-на де Тревиля — отца-командира королевских мушкетеров во времена Людовика XIII. Он также вынужден был постоянно вступаться перед королем за своих щеголяющих в шляпах с перьями воинственных подопечных.