Молодой царь к возложенным на него вместе с короной обязанностям относился очень серьезно, во все вникал и работал. Бумаг всякого рода к нему на стол ложилось много. Но на столе в ожидании резолюции они не залеживались. Хотя он их не просто просматривал, а внимательно читал, подчас исправляя и грамматические ошибки. Тринадцать министров имели у него время для всеподданейших докладов. Должен он был принять и других государственных и военных начальников. Рабочий день у императора начинался в шесть-семь часов утра, а вечернее окончание его зависело от многих обстоятельств. Чаще всего оно было поздним.
Для своего кабинета на третьем этаже Николай выбрал просторную и светлую комнату. Из ее окон открывалась великолепная и далекая панорама — на Неву, Васильевский остров и Петропавловскую крепость.
Барон Модест Корф, лицейский товарищ A.C. Пушкина, будучи в должности государственного секретаря, часто посещал кабинет Николая I. Во время заседания одного из комитетов у него было время осмотреться и составить пространственное описание этого судьбоносного места. Вот что он написал: «Вокруг всей комнаты полушкафы, на которых лежат книги и портфели. Посреди ее два огромных письменных стола, в параллельном направлении; третий поперек комнаты, с приставленным к одной оконечности его пюпитром (бюро). В целом — порядок удивительный: ничего не нагромождено, не валяется; всякая вещь на своем месте. Заседание комитета было вечером, и на ближайшем ко входной двери столе, на котором хозяин обыкновенно работает, лежало несколько невскрытых пакетов, вероятно только что присланных, потому что император Николай никогда не ложился, не вскрывая всего им полученного. Во всей комнате только два, но огромных как ворота, окна и в простенке между ними большие малахитовые часы с таким же циферблатом.
Вся без изъятия мебель — стулья и кресла — карельской березы, обитая зеленым сафьяном; один только диван и ни одного Вольтера. Поданные на стол, у которого мы сидели, подсвечники были серебряные, самые низенькие, в форме подушечек, и сверх того на полушкафах стояли две обыкновенные столовые лампы; небольшая бронзовая люстра не была зажжена. На каминах и на столах расставлены восковые и гипсовые (свинцовые, раскрашенные) статуэтки солдатиков в полной форме, а на одном из полушкафов четыре такие же фигурки побольше, под стеклянными колпаками.
На продольной стенке, против входа, огромная картина Ладюрнера, изображающая парад на Царицыном лугу; на противоположной стене картина, такого же размера, Крюгера, представляющая парад в Берлине. Затем на поперечной стене, тоже между двумя большими картинами (показывающими Полтавское сражение. —
Наверное, император не смог простить своей бабке ее революцию 1762 года, свергнувшую законного монарха, Петра III. Он всегда был против нарушений утвержденного порядка. Что же касается любовных увлечений покойной императрицы, то здесь Николай Павлович, наверное, был более снисходителен: он сам не чурался минутных увлечений и наслаждений. Но все у него было разложено по полочкам: вот здесь была жена, здесь — любовница, здесь — дела. И одно с другим не смешивал, местами не менял и для всего было свое время.
В нижнем (первом) этаже государь поместил своих подрастающих дочерей-красавиц. Оставалось здесь свободным лишь небольшое помещение на южной оконечности северо-западного ризалита. Занимала его первоначально, наверно, прислуга дочерей. Но дочери вышли замуж, разъехались, и комнатка освободилась.
Чем-то эта комнатка с небольшой антресолью над ней приглянулась царю. Может быть, тем, что, будучи тупиковой, она находилась в стороне от дворцовой суеты. Наверное, и потому, что через нее (скрытая перегородкой) проходила потаенная винтовая лестница, которая связывала все этажи в царственном ризалите. Была, конечно, и другая, главная внутренняя каменная лестница, но у потаенной была своя прелесть, интимность. С ней связано и происхождение российского государственного гимна.