«11 сентября 1930.
Многоуважаемая Екатерина Павловна.
Не откажите оказать мне содействие в получении разрешения на свидание с сестрой моей, Татьяной Николаевной Гиппиус, находящейся в г. Кеми… И выслать его мне по следующему адресу: г. Ленинград, Ул. Кр. Конницы, д. 22, кв. 9. Наталии Николаевне Гиппиус.
Заранее приношу Вам свою благодарность…»[25]
.За окном именно этого дома на улице Кавалергардской (в советское время — Красной конницы) Наталья Гиппиус писала прошение Екатерине Пешковой, первой жене Горького, о встрече с репрессированной сестрой Татьяной.
Четыре сестры Гиппиус (скульптор Наталья, художница Татьяна, врач Анна и самая известная, старшая сестра, поэтесса Зинаида) в разные периоды жизни проживали под одной крышей. Но с каждым новым домом кто-то всегда откалывался от дружной стайки, и в результате в этом, последнем связанном с сестрами, петербургском доме, остались жить только две «птички-неразлучницы» — Тата и Ната.
Первой в 1900-х годах, когда сестрам было 25–30 лет, экзамен на совместный быт не прошла слишком обычная и приземленная Анна, которая не вписалась в богемный стиль жизни в доме Мурузи, где в квартире старшей сестры Зинаиды и ее мужа Дмитрия Мережковского царили нравы свободной любви, создавались религиозные и философские общества, а сестры жили таинственной коммуной, приняв идею новой церкви, придуманной Зинаидой. Ежевечерне устраивали многочасовые «молебны», на которые иногда приглашали друзей из мира искусства (Тата, например, нарисовала портреты Блока и Белого), читали вслух «Половую психопатию», осуждали традиционный брак, секс и деторождение. Недоумевающую над этой «дьявольщиной» Анну в тайное братство не принимали, да она и сама сторонилась экзальтированного общества холодных к ней сестер.
Следующей сестрой, покинувшей квартет, стала эмигрировавшая после революции в Париж Зинаида, а Тата и Ната, несмотря на приглашение старшей сестры, приняли решение остаться в России.
Примерно тогда и появился в их жизни этот дом. Какое-то время из-за недостатка средств с неразлучными Татой и Натой здесь прожила и Анна, через пару лет все же бежавшая в Париж, где во время войны умерла от голода. Несколько лет здесь «гостил» и возлюбленный Таты еще со времен богемной молодости, последний обер-прокурор Святейшего синода богослов Антон Карташев, также через пару лет после революции эмигрировавший в Европу, где многолетняя мучительная «метафизика любви» быстро сменилась реальным браком.
Эмиграция спасла Карташева не только от запутанных отношений, но и от ареста. В 1928 году всех членов религиозного кружка «Воскресение», активными адептами которого были и Тата, и Карташев, репрессировали. Тату сослали на Соловки. Именно о свидании в этой ссылке хлопотала у жены Горького оставшаяся в этом доме одинокая Ната.
В 1931 году Тату освободили, но этот дом, свой последний петербургский адрес, ей увидеть не довелось — местом жительства уже немолодой 54-летней «контрреволюционерки» избрали Новгород, куда вместе с сестрой переехала и неразлучная с ней 51-летняя Ната.
Холодной зимой этот дом провожал верную Нату в новый жизненный этап, в котором ее с сестрой ждал еще один концлагерь, на этот раз немецкий, куда их забрали в войну оккупанты, а затем нищая, но интеллигентная старость в заплесневелой келье разрушенного Кремля в Новгороде, где религиозные неразлучницы, смешливая Тата и серьезная Ната, еще в прошлой жизни отучившиеся в Академии художеств, подрабатывали на реставрационных работах и мастерили фигурки на продажу, все также с таинственной ухмылкой обсуждая Зинкины стихи и пересматривая альбомы с зарисовками Таты богемного Петербурга 1900-х годов.
Литература