Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России

Так было с серебряным туалетным прибором для княгини Зинаиды Ивановны Юсуповой (урождённой Нарышкиной), законченным ювелиром в 1846 году. Вначале шла речь о 25 предметах, однако Вальян исполнил только восемнадцать: два зеркала – большое настольное и маленькое ручное, кувшин и таз для умывания, всевозможные коробочки для гребёнок, перчаток и пудры, подсвечники, подушки для булавок, мыльницы, щётки для зубов и скребок для языка. Каждую вещь украшали прихотливо изгибающиеся полевые цветы: гвоздики, колокольчики, незабудки и прочие дары Флоры. Плутоватый амур кокетливо расположился на пьедестале подсвечника, декорированном и пышными рокайлями, и изящными трельяжными сеточками, и головками животных, а за спиной божка любви причудливо вился фантастический цветок, вздымая к небу открытые чашечки вьюнков и заставляя вспомнить о галантных временах рококо. Вероятно, сам Вальян считал сей «чеканный с накладными цветами и подсвечниками в виде амуров» прибор настолько удавшимся, что попросил владельцев показать их собственность на выставке российских мануфактурных изделий в Петербурге в 1849 году.[486]

После этого посыпались заказы. В приданое великой княжны Ольги Николаевны, ставшей супругой кронпринца Карла Вюртембергского, вошли сделанные Вальяном шесть дюжин аметистовых пуговиц: одни из них «совершенно округлые, огранённые мелкими площадками и насквозь просверленные, другие гранёные, оправленные в золото».[487]

Когда же красавица-дочь Николая I с мужем приехала погостить к родителям, то она, желая сделать приятное матери, заказала Вальяну серебряную вазу. Мастер достойно справился с престижным заказом. Плоская позолоченная чаша украшена накладными литыми виноградными лозами, дополненными листочками из полупрозрачной зелёной эмали, на высокой ножке вызолочены тонко прочеканенные ренессансные орнаменты, а на литых головках кошек, хранительниц домашнего очага, украшающих яблоко ножки, как и на фигурках мудрых сов, распластавшихся на основании, серебру оставлен природный цвет. Ваза оказалась столь хороша, что высокопоставленная супружеская чета и младшие неженатые братья будущей королевы Вюртембергской, великие князья Николай и Михаил Николаевичи, увековечили не только свои имена, но и семейные прозвища: «Charles, Oily, Nisi, Micha» (Шарль, Олли, Низи и Миша), вырезав их на благородном металле.[488]

Исполнял Вальян и памятные призовые кубки. Один сделан для победителя первой в России парусной гонки, проведённой в 1847 году в Финском заливе Императорским яхт-клубом. Поэтому вместо ручек тулово высокой серебряной вазы поддерживают тритоны, кругом расположились гирлянды из лилий-нимфей и тростников, а наяды держат картуши с надписью: «Варяг», и лишь массивный двуглавый гербовый орёл напоминает об официальном предназначении вещи.[489] А призом для регаты, проведённой в 1852 году, стала серебряная статуэтка императора Петра I, стоящая на пьедестале-колонне. Венценосный основатель отечественного флота, самолично учившийся строительству кораблей в Голландии и Англии и знавший цену наукам, в одной руке сжимает весло, символ мореплавания, а другой указывает на открытую книгу.[490]

Для подарков крупным промышленникам и финансистам предназначались выполненные мастерами Жана-Батиста Вальяна кубки-вазы, напоминающие массивную каменную глыбу с восседающими на ней богом торговли Меркурием и повелителем морских пучин Нептуном. Их окружали атрибуты науки, торговли, промышленности и мореплавания, символизирующие технический прогресс. Соответственно, крышки обычно увенчивали фигурки сов, напоминающие о богине мудрости Минерве. Если же речь шла о «призе господ охотников для жеребцов и кобыл всех лет», то большое овальное блюдо «представляло» заснеженный ипподром, где жокеи соревнуются на наезженной дорожке в быстроте бега рысаков, запряжённых в лёгкие сани. Знатоков невольно поражало, насколько «тонко и точно показаны напряжённые фигуры возниц, рыхлый пушистый снег».[491] Не удержался Вальян от соблазна сделать в 1856 году графин в модном русском стиле, весьма приветствуемом просвещёнными кругами общества. Как же позабавила всех фигура крепко стоящего мужика-ямщика, заросшего пышной и густой окладистой бородой, одетого в кафтан с искусно переданным меховым подбоем, да к тому же любовно сжимающего чарку в руке, оказывавшаяся вдруг не чем иным, как сосудом для горячительных напитков.[492]