Этот живописец, как ни странно, был художником-самоучкой. Сын директора Императорских театров, как и полагалось дворянину, вначале служил отчизне на поле брани, и хотя получил серьёзное ранение под Бородином, но затем успешно дошёл до Парижа. Находясь на излечении в отцовском имении под Ярославлем, Николай Майков настолько увлёкся живописью, что потом предавался своей страсти даже на кратковременных стоянках и бивуаках. Уже в Париже он попробовал писать масляными красками. Армия теперь больше его не привлекала, в отставке Николай Аполлонович мог спокойно оттачивать своё мастерство. Он так талантливо написал в 1835 году запрестольный образ в Троицкий собор Измайловского полка, что строгая комиссия удостоила его звания академика. Хотя в работах Майкова чувствовался привкус увлечённости произведениями старых мастеров, но написанные его умелой кистью портреты нравились заказчикам, а их благодаря благоволению самого Николая I было немало. Особенно удавалось живописцу воплощение религиозных сюжетов. Именно Николаю Аполлоновичу Майкову поручили исполнить как образа для малых иконостасов столичного Исаакиевского собора, так и иконы «Сошествие Св. Духа», «Богоявление» и «Поклонение волхвов» для Малой (Сретенской) церкви Зимнего дворца, не говоря уже о священных изображениях Божией Матери и Спасителя, предназначенных для благословения на брак цесаревича Александра Николаевича с принцессой Марией Гессен-Дармштадтской.[272]
Поэтому выбор царской дочери был неслучаен. И художник оправдал ожидания. Хотя заказчица ждала образ Св. Сергия Радонежского к 5 июля 1850 года, когда бы в первый раз отпраздновали день Ангела её крохи-сына, уже 16 февраля икона высотой «205/8 дюйма, или 127/8 вершка» была академиком Майковым благополучно окончена.
Днём ранее в Кабинет поступил и счёт на позолоченную ризу к готовому образу. На неё ушло 3 фунта 271
/2 золотников серебра 84-й (=875-й) пробы, которое вместе с работой и футляром золотых дел мастер «Jоганнъ Вильгелм Кейбель» оценил в 360 рублей. Справедливость запрошенной суммы письменно, как полагалось, подтвердили оценщики Кабинета, придворные ювелиры Яннаш и Кеммерер, засвидетельствовав, что их коллега правильно указал вес благородного металла и проставил «настоящие» (то есть справедливые) расценки серебра и стоимости исполнения оклада к иконе.24 февраля граф Матвей Юрьевич Виельгорский расписался в получении писанного «для князя Сергия Максимилиановича в его рост образа» святого покровителя малыша. В тот же день золотых дел мастеру Кейбелю выплатили из Комнатной суммы 360 рублей, а через месяц, 23 марта, получил из того же денежного фонда запрошенные 115 рублей и академик Майков.[273]
Жизнь князя Сергея Максимилиановича оказалась недолговечной. Служил он в привилегированном лейб-гвардии Конном полку а в апреле 1877 года в свите императора Александра II уехал на русско-турецкую войну за освобождение Болгарии. Числившемуся при главнокомандующем осиротевшему внуку Николая I доводилось выполнять и чрезвычайно опасные поручения. 12 октября 1877 года князь выехал на рекогносцировку в местечке Иован-Гифтлик близ Тырново и, отправленный в разведку был убит.[274]
Весьма приблизительное представление о серебряном окладе может дать созданная через 10 лет подобная мерная же икона, сделанная на рождение великой княжны Анастасии Михайловны.
Дочь великого князя Михаила Николаевича и его супруги Ольги Феодоровны, урождённой принцессы Цецилии Баденской, Анастасия Михайловна родилась 16 июля 1860 года в Петергофе. Решено было её назвать в честь жившей в IV веке святой Анастасии Узорешительницы, считавшейся исцелительницей телесных и душевных болезней, помогавшей при отравлениях, а также изгонявшей демонов. Отец её был язычником, а мать – тайной христианкой. Хотя совсем юную девушку насильно выдали замуж за язычника, но она смогла избежать «радостей брака». Переодеваясь нищенкой, целомудренная дева посещала темницы, кормила, лечила и выкупала из узилищ страдальцев за веру. После кончины мужа она раздала своё имущество нищим и стала странствовать, помогая мученикам-христианам. В конце V века мощи святой Анастасии поместили в константинопольском храме Воскресения, так как именно это великое таинство скрывается в греческом имени «Анастасия».[275]