Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало

В декабре 1820 года в Брюсселе случился страшный пожар, озаривший огромным пламенем ночное небо и почти полностью уничтоживший роскошное жилище дочери и зятя императрицы Марии Феодоровны. Парижские газеты пестрели огромными заголовками на первых полосах: «Принц Оранский лишился дворца!», «Сгорела библиотека, картины, драгоценности…». Правда, горничной удалось, взбежав по задымленной лестнице в спальню принцессы, завернуть жемчуга Анны Павловны в кусок фланели и выбросить их в окно, что дало повод журналистам живописать, как драгоценности из горящего особняка прямо выстреливали из окон. Но жемчуга – это не ослепляющие своим блеском и отличным подбором алмазы парюр петербургской работы, к тому же многие перлы раскатились из свертка, упавшего на мостовую.

Наследная принцесса была расстроена, а тут еще и августейшая матушка корила младшенькую неразумную дочь: «Скажи мне, дорогая Аннета, как тебя угораздило потерять свои бриллианты? Я не понимаю, почему они не были спасены в первую очередь?», а затем, смягчившись, заботливо советовала, что многие из них наверняка вернутся к погорелице, «если охрана будет предельно аккуратна и просеет угли» на пожарище. Императрица надеялась, что и большую часть жемчугов удастся найти и «может быть, когда их почистят и отполируют, они станут почти как новенькие». А вот заменить утраченные аметисты равноценными камнями оказывалось почти невозможно: слишком мало смогли за предыдущий год найти в Сибири и привезти оттуда в далекий Петербург красновато-фиолетовых кристаллов[306].

В ответ Анна Павловна просила мать, чтобы Дюваль постарался приобрести две очень красивых грушевидных жемчужины, а затем сделал бы из них серьги, должные вызывать восхищение, и отправил их в Брюссель. Но, главное, придворный ювелир вдовствующей императрицы должен постараться воссоздать утраченные драгоценности, использовав привезенные курьером вместе с посланием великой княгини остатки уборов, найденных на пожарище, а также заимствовав алмазы из присланных в Петербург вещей, которыми наследная принцесса Нидерландская не пользовалась. Особенно хороши были бриллианты в круге звезды ордена Св. Екатерины. Их, как и заново отполированные лучшие и самые большие камни из числа пострадавших в огне, Дюваль должен был, по повелению Марии Феодоровны, оправить в шатоны, сделав сами серебряные касты более крупными и массивными. Из других бриллиантов предписывалось восстановить обе погибшие головные повязки из сапфирового и изумрудного гарнитуров работы Франсуа Дюваля. В посылке также содержались мелкие алмазы и рубин, чтобы мастер, прибавив необходимые самоцветы, восстановил из них ветвь-гирлянду, некогда сделанную тем же Франсуа Дювалем в числе предметов парюры с красными яхонтами. То же касалось и возобновления бриллиантового ожерелья-«бахромы» из сохранившихся фрагментов.

Уже 4 мая 1821 года Филиппен Дюваль располагал пакетом с присланными из Брюсселя камнями. Посылка сопровождалась запиской Григория Вилламова, состоявшего «у исправления дел» императрицы Марии Феодоровны, копией реляции графа Дмитрия Александровича Гурьева, одновременно занимавшего посты министра уделов и управляющего Кабинетом Его Императорского Величества, и «экстрактом» из писем великой княгини Анны Павловны. В тот же день ювелир просмотрел бриллианты и написал ответ Вилламову о состоянии пятисот шатонов[307]. А спустя три дня Филиппен Дюваль, опять отчитываясь перед делопроизводителем вдовствующей императрицы (которого беспрерывно теребили как она, так и граф Гурьев), успокаивал, что вовсю работает над бриллиантовой «бахромой» и рубиново-алмазной ветвью-гирляндой. К тому же у него вот-вот окажутся в руках две пары жемчужин-панделоков, чтобы выбрать из них самые крупные и красивые на серьги высокопоставленной заказчицы. Единственно, что задерживает работу – недостаточное количество нужных бриллиантов, и потребуется три-четыре недели, чтобы знакомый поставщик в Амстердаме подобрал и прислал в Петербург достойные камни[308].

К середине июля Филиппен Дюваль уже успел исполнить серьги с большими жемчужными панделоками, воссоздать с небольшими изменениями «брильянтовую с рубинами головную повязку» и оправить в шатоны 212 заново отшлифованных им бриллиантов. Придворный ювелир вовсю трудился теперь над бриллиантовой цепью из семнадцати огромных вожделенных аметистов, заимствованных, как и солитер почти в 9 карат, из разобранных для этой цели кабинетских вещей[309].

Полностью же выполнить высочайший заказ Филиппен Дюваль смог лишь к началу 1823 года[310], но и потом Анна Павловна не забывала о ювелире августейшей матушки. В 1825 году она купила у него за девять тысяч рублей четыре великолепных громадных сапфира[311].