Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010

Андрей Арьев: …Многие ждали, что он, сокрушив коммунизм, начнет демократии как раз помогать. Этого не произошло. Демократия для него — такой же апокалипсис, как и коммунизм. Возможно, ему понравилась бы идеальная монархия. Но монархия в России невозможна: уже нет народа, который хотел бы монархию, и нет силы, способной превратить бывших членов Политбюро или нынешних депутатов Государственной думы в новую аристократию. И пафос нашего гневного ангела Александра Исаевича обратился в первую очередь на критику и разрушение того, что могло быть сделано. Но люди почему-то уже не хотят собираться, объединяться ни за деревенской околицей, ни на городской площади. Хотят что-то улучшить лишь в своем собственном доме — без всякого «местного самоуправления».

Алексей Грякалов: Солженицын, как честный человек, болеющий за Россию, — критик наших недостатков. Но более всего он критик в показе тупиков, критик предостерегающий. Например: путь лагеря абсолютно бесперспективен, он закончится тем, чем закончился. Он критик либеральной стратегии в России. Он критик новой революции как потенциальной опасности для страны. Он показывает потенциальные возможности и опасности того, что может случиться со страной, с народом.

Наша задача — отнестись к нему как к великому писателю, если угодно — помочь, чтобы он занял свое место в истории русской литературы вслед за Достоевским и Толстым. Не нужно его ни переоценивать, ни недооценивать. Его критичность и есть форма утверждения.

Дмитрий Каралис: Лично мне чрезвычайно симпатично, что Александр Исаевич вернулся в обновленную Россию, а не стал подавать советы издалека, не стал ездить между американскими и европейскими университетами с лекциями, блистать на высоких приемах и давать поучительные интервью мировым информационным агентствам. У него было обостренное чувство справедливости и родины…

Что стоит одно лишь цитирование в современной России Августина Блаженного: «Государство без справедливости — шайка разбойников»! Какой власти понравится такой радикальный обличитель-советчик? Во многом он повторил творческую судьбу Толстого. …Трагедия честного человека, борца. Искренняя боль за Россию и судьба, подтвержденная непростой биографией, дают ему право быть непоследовательным, непонятым, иметь противоречия и с властью, и с обывателями.

Солженицын остро чувствовал свою ответственность писателя и гражданина за все происходящее в мире. В своей нобелевской лекции он сказал: «Однажды взявшись за слово, уже потом никогда не уклониться: писатель — не посторонний судья своим соотечественникам и современникам, он — совиновник во всем зле, совершенном у него на родине или его народом». Мне кажется, это был человек, который будет востребован нашим обществом еще не раз — и в трудные минуты, и в светлые.

(Невское время. 11.12.2008).

16 декабря 2008 г.

В. Илляшевичу:

Дорогой Володя, здравствуй! Давно не слышал тебя. Как живешь, потерявши Патриарха-земляка, но не веру? Скорбим. Царствие Небесное Митрополиту Всея Руси Алексию!

Володя, в «Неве», № 12 за 2008 год вышла моя дневниковая повесть «Принцип реванша», там есть и о визите к тебе в Таллин в 2005 году. Буду рад, если прочтешь без обиды. Журнал скоро должен появиться в «Журнальном зале». С уважением, Дмитрий.

От Илляшевича:

Дорогой Дмитрий!

Видимо, я — последний эстоноземелец, кто говорил (1,5 часа за чаем) со Святейшим (конец октября). Говорил по телефону, позднее, в середине ноября, т. к. 12 ноября моя книга «Русские судьбы Эстонии», где много подробностей о Святейшем, его родне и родословии, получила патриаршую премию конкурса Изд. отдела МП по номинации «Лучшая историческая книга». Святейшему ее тоже дарил, но, конечно, он в конкурс не вмешивался. Должны были еще встречаться в январе. Увы, теперь не сложится…