Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010

После ужина говорили за жизнь и литературу. Вспоминали наш семинар в Дубултах. Я нес фантастов в хвост и в гриву: не понимаю, как можно писать скучную фантастику. Коля с чем-то соглашался, с чем-то нет. Ведь фантастика — лишь прием, который позволяет говорить о том, что традиционными средствами не скажешь. Я не беру научную фантастику — тут я баран.

Коля — астроном, работает в Пулковской обсерватории, для него небо, звезды — святое. Борис Стругацкий, кстати, тоже работал там. Еще Коля ведет на общественных началах кружок молодых астрономов. Он сознательно исключил из своей лексики бранные слова, чтобы не брякнуть случайно в кружке.

Еще я сказал, что меня интересует будущее лишь как продолжение настоящего и прошлого. Ростки будущего всегда в настоящем; а прошлое — почва, на которой они растут. Не нами, дескать, всё началось и не нами кончится. Коля, поблескивая очками, посмотрел на меня уважительно.

Утром напоил его кофе, и он уехал электричкой. Хороший парень.

29 августа 1986 г. Зеленогорск.

Новый сторож Ваня Ермилов рассказывал, как работал сантехником в дачном кооперативе академиков в Комарове. На выпивку добывали тем, что затыкали паклей сливную трубу в подвале. И когда академики, приехавшие кататься на лыжах, бежали к ним с просьбой наладить «замерзшую» канализацию, они ломались для порядка («отогревать надо», «не знаем, не знаем, дел много») и соглашались за червонец помочь умным людям: спустившись в подвал, вытаскивали кляп, предварительно постучав по трубам и поматерившись. «Вот тебе и академики!» — пересмеивались водопроводчики за бутылкой.

Ваня часто работает у академика Лихачева. Иногда приходит к нему брать на опохмелку. Похвастался, что спер у него книжечку-малютку про Новгород, с дарственной надписью автора. Я постыдил его. Ваня сказал, что у Лихачева этих книг навалом, ему все не перечитать. Обещал принести — показать. Потом сказал, что, может, еще и вернет — книжка ему не понравилась, про древнюю архитектуру Новгорода.

Прочитал «Печальный детектив» Виктора Астафьева. Пишет он о нашей серой глубинке, пошлой, мрачной, временами жестокой и нелепой, о русском человеке, забитом и убогом… Боль честного человека за свою страну.

Как же «Печальный детектив» отличается от гладенько-сереньких повестей и романов из жизни горожан! Хорошо Астафьев пишет, есть чему поучиться. Идея такая: «Разве можете вы быть счастливы, когда такое происходит в нашей стране?»

14 сентября 1986 г. Дома, напротив Смоленского кладбища.

Б. Стругацкий прочитал мою повесть «Мы строим дом», и мы с ним поговорили о блокаде.

Его отец и брат Аркадий были эвакуированы зимой 1941 года из Ленинграда. Отец умер уже за кольцом блокады, где похоронен — неизвестно. Борис с матерью оставались в Ленинграде и в самый жуткий период выжили благодаря хлебным карточкам Аркадия и отца, которые они не сдали. От Аркадия семь месяцев не было вестей, и потом он написал другу, решив почему-то, что мать и младший брат умерли. Стругацкие жили рядом с нынешней гостиницей «Ленинград».

Повесть похвалил, сказал, что не видит причин, по которым ее нельзя бы было напечатать.

Прочитал окончание «Анны Карениной». Анна — под колеса, Вронский — в Сербию, добровольцем. Специально перечитывал, чтобы вспомнить, что же сталось с Вронским после гибели Анны. Часть 8-я романа написана гениально. Сейчас такая манера передачи внутреннего состояния героя называется поливом. То, что видит, слышит, как воспринимает внешнее и о чем думает Анна — вперемежку, хаотично, но логически связано.

Андрей Жуков сказал, что этот способ разбирают в Литинституте. Сейчас, дескать, это модно, новация такая.

Сторож Володька дежурил в мою смену.

— Фу! Кошмарный сон приснился!

— Какой?

— Бой под Ляояном. Русско-японская война 1905 года. Я — самурай, иду в атаку на наших. Ну и ну… — Он тяжело дышал и хлопал глазами — искренне и глубоко переживал измену родине во сне. Отдышавшись, пошел искать выпивку по гаражу.

Прочитал повесть Бориса Житкова «Черные паруса» — о том, как в XVII веке казак попал в плен к туркам и скитался на галерах. Забавно, но не более. Для детей.

Поражает смелость автора браться за такие сюжеты. Когда я писал «Летающий водопроводчик», ходил в библиотеку Ломоносова и лопатил литературу по Древнему Риму. Искал описание быта римлян: на чем ели, на чем спали, как умывались, были ли комары по вечерам и т. п. И еще: искал, были ли стекла в окнах. Так и не нашел. Пришлось умолчать об этом — у меня Кошкин просто подходит к окну и смотрит во двор, где двое юношей фехтуют деревянными мечами.

25 сентября 1986 г. Дома.