Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010

Вновь пишу «Шута». Взял новую композицию — ретро. Время съедает остроту повести. Говорят и пишут о таких вещах, что мой герой со своими разоблачительными шутовскими выходками проседает.

Евг. Войскунский рассказывал, что во время эвакуации с Ханко он спас Дудина от самоубийства на корабле. Тот уже достал пистолет и собрался стреляться. Они попали в жесточайший шторм. Их бомбили.

Держатся якутские морозы — 30°…40°. Народу на улицах мало, идут вприпрыжку, почти бегут.

Собираемся с Ольгой в театр «Эксперимент» посмотреть артиста Олега Зорина, который, возможно, будет инсценировать моего Кошкина («Маленькая битва в первом веке до нашей эры»).

17 января 1987 г. Дежурю в гараже.

Из рассказов сторожа Ивана Ермилова.

Деревни Мелисово, Шатура, Покров.

Неграмотная баба Нюра сидела в 37-м году «за агитацию». Отцу Ивана дали в 1936 г. четыре года, член партии, начальник какой-то базы. В тридцать девятом он вышел, сделал Ивана, пожил немного с семьей, началась война, и его направили, как врага народа и контрреволюционера, на трудовой фронт во Владивосток, где он работал завхозом в лагере военнопленных японцев (их было много после Халхин-Гола).

Мать умерла от водянки в 1949 году. Она лежала на печи, Иван спал с ней, и она просила: «Ванюша, походи по мне». Худенький десятилетний Иван на коленках ползал по ее спине, делал массаж.

В 1948 году приехали ночью на «эмке» и выдали отцу предписание покинуть Московскую область в двадцать четыре часа. Он тогда работал помощником мастера на ткацкой фабрике. Отец уехал в Покров Горьковской области, к дяде Тимофею, с которым вместе сидел. У того был маленький домик в одно окно, вроде баньки, и трое детей.

Из деревни Мелисово посадили 136 мужиков, вернулись лишь двое; один из них — Ванин отец.

Через год после высылки отца к ним приехали с обыском. Конфисковали истлевшую конскую сбрую, висевшую на чердаке, и каменные жернова ручной мельницы, валявшиеся под крыльцом — два круглых камня с дыркой посередине для засыпки зерна — «кулацкие средства производства».

Когда умерла мать, а отец жил на выселках в Покрове, Иван мыкался с сестрами. Старшая работала на фабрике, младшие учились в школе. Спали на полу. Русская печь дымилась, когда ее растапливали, и дети ложились на полу, на тюфяки. Дым не опускался до пола, стоял на уровне колен.

Ваня ходил на подкорм к соседям — у них была корова и участок с картошкой. Муж приторговывал ворованными с фабрики нитками и тряпками. Сам не воровал — лишь спекулировал. Возил мануфактуру в Поволжье и привозил оттуда постное масло и другие продукты. Они жарили картошку на огромной чугунной сковороде, а что не доедали, сушили на противне в духовке, ссыпали в мешки и вешали между русской печкой и стенкой. Ваня с хозяйским сыном залезал на печку. «Серега, жрать хочу!» — «А вон, бери из мешка, вот из этого, здесь масла побольше.» Иван набивал рот сушеной картошкой и не мог разговаривать, только мычал.

Потом отец ушел от дяди Тимофея «на квартиру», и его, уже вдовца, сосватали на мордовке Суворовой. У нее была корова и хозяйство. Отец взял младшую Агнию и Ивана жить к себе.

После 7-го класса Ваня поступил в ремесленное училище на электрика. Только в «ремесле» и стал есть хлеб, до этого отдавал свой хлеб матери, а после ее смерти голодали, хлеба почти не видели. Ваня стал расти, немного окреп. Ремесленное училище было для него как санаторий.

24 января 1987 г. Гараж.

День рождения Ольги — 30 лет. Подмениться не удалось. Ночью, после ноля часов, вручил ей подарки: нитку бус из голубого кварцевого переливта и агатовый брелок, купленные в магазине «Полярная звезда» на Старо-Невском. Максимка написал маме открытку.

Уже семь лет как женаты. А что она видит? Где литературные заработки, международные симпозиумы и всесоюзное признание, о котором мечтает жена любого писателя?.. Н-да…

Вчера был в Союзе писателей, в мастерской Кутузова. Пить не остался, сбежал домой.

Получил хорошее письмо от Коли Александрова из Москвы. Коля перевелся из экспертно-криминалистического отдела МУРа в милицейский журнал. У него выходит несколько рассказов в сборниках.

Беспокоят кишечник и изжога с резью в желудке. Хожу по врачам, но дело это настолько долгое, что скорее помрешь, чем поставят диагноз. Анализы, очереди, теперь врач болеет. Хожу почти три месяца. Пью лекарства, вроде легче, но сейчас резь в желудке и опять изжога.

Тонус скачет по синусоиде. Работаю над «Шутом» урывками. Вчера за пять часов (с 9 до 14) напечатал только три абзаца.

Боюсь рака, обреченности, которая сопутствует этой болезни. Неведение своего конца лучше. А рак… Ну да ладно, тема не веселая.

Сегодня ночью хочу сделать одну главку — сжато и емко. Главка очень важная для повести.

25 января 1987 г. Гараж, утро.

Сторож дядя Вася (Василий Захарович Евстигнеев) рассказывал, как в 1939 году он опоздал на работу — фабрика «Красный партизан» на 6-й Красноармейской улице, там делали гармони и прочий музыкальный инструмент.