Петербургские крокодилы

Оставался один выход — бежать… и обвенчаться тайком. Но целым часам, гуляя в пустынном кремлевском саду, молодые люди обсуждали планы бегства… Но тотчас являлся вопрос: Чем жить? — И они расходились встревоженные и недоумевающие… Конечно, бежать и обвенчаться. Мать могла простить, — а если нет?.. тогда что?

В этом положении были их дела, когда однажды, в конце июня, зайдя «пить чай» к тетушке Ивана Васильевича (которая жила недалеко от сада и всегда уступала свою квартиру, когда молодые люди заходили с гулянья), между молодыми людьми происходила следующая сцена: Василий Иванович ходил по комнате в сильном волнении. Паша истерически рыдала на кресле.

— Дура! Тебе говорят, что ты дура, — резко выкрикивал молодой человек, а еще говоришь, что любишь, лизаться поминутно лезешь… Ну, где же твоя любовь!..

— Но, Ваня, сам посуди, могу ли я взять деньги у матери… могу ли… ведь, это будет воровство…

— Воровство!.. Свои-то деньги взять воровство!?

— Как, свои деньги? Что ты говоришь, Ваня?..

— Коли ты глупа и понять не можешь, так слушай, что тебе будут умные люди говорить…

— Говори, Ваня, говори, я слушаю…

— Именье-то чье было?..

— Мамино…

— Мамино, заладила одно мамино, а на чьи деньги куплено… на чьи…

— Я не знаю, я, право, но знаю… Мама покупала, — шептала бедная девушка.

— То-то мама, да мама… А что у тебя отец калека, что ли, был?.. Разве не он деньги добывал, да на имя жены купил?..

— А, может быть… Я не знаю…

— Ну, а я-то знаю. Инженер он был… генерал, а инженеры, известно, какие деньги наживают, пойми ты его деньги были… а для отвода на жену имение купил…

— Может быть, Ваня… может быть.

— А если может быть, то после отца кто наследники, ты — ты одна дочь?

— Я… я одна… ну а мама.

— А мама что? Седьмая часть ей, вот и все, и опять говорю — деньги все твои — и взять их не грех… твои они и вольна ты ими владеть.

— Страшно, Ваня, очень страшно, как же это брать тайком.

— И тайком возьмешь — если открыто не дают!.. не пропадать же тебе в самом деле… Но мне, как хочешь — мне наплевать, а ты погибнешь, это твое дело… потом поздно будет…

— Ваня… Ваня… но ведь, как же мать? Она проклянет!! Страшно!

— Ну, что с тобой, дурой, говорить — прощай, мне некогда. Не хочешь слушать, когда тебя добру учат, пропадай ты пропадом, — и, схватив со стола картуз, Гребешков пошел к двери, но лишь только он взялся за ручку, как, словно брошенная сильной пружиной, Паша вскочила со своего места и повисла у него на шее!..

— Ваня, Ваня, не ходи, не оставляй меня, мне страшно, мне страшно!

— Ну а про что я говорил?..

— Раба твоя — делай со мной, что хочешь… Иван Васильевич горячо стиснул Пашу в своих богатырских объятьях…

— Давно бы так, — прошептал он, и сколько торжества слышалось в этих словах!..

Эта сцена случилась ровно за день до покушения шайки Рубцова на ограбление казначейства.

После свиданья с Пашей, торжествующий и довольный пошел Иван Васильевич в Летний сад у реки, и, пройдя целую линию яличников, подошел к самому красивому из яликов, окрашенному в яркие цвета с надписью на корме «Нептун».

— Кто хозяин? — спросил он, показывая на ялик.

— Я хозяин — отвечал толстенький человечек, со смеющеюся физиономией, поднимаясь с травы.

— Хозяин… Ну, хорошо… а что возьмешь ты с меня, свезти меня сейчас в село «Красные прясла».

— Садитесь, лишнего не возьму…

— Ну, нет, без торгу не сяду…

— Ну, целкового не жалко будет!..

— Целковый не целковый, а за полтиной не постою.

— Ну, хорошо — вижу барин добрый, на водку пожалует… пожалуйте — мигом доставлю…

Сели поехали…

— Смотри «Воробей», не утопи барина, — кричали оставшиеся на берегу лодочники…

— Не боись, не утоплю!.. Врите больше — огрызнулся гребец и налег на весла…

Село «Красные прясла» было от города Т. в восьми верстах, но лежало за изгибом реки и потому не было видно от пристани.

Дорогой гребец и Иван Васильевич разговорились, и «Воробей» так понравился молодому человеку, что тот стал нанимать его и на следующий день ехать уже вдвоем. Гребец, разумеется, с охотой согласился, и только все допрашивался зачем, да куда везти?

— Обратно поедем — скажу, — отвечал на все расспросы Гребешков… сам ничего не знаю.

Добравшись часа за полтора до села, Иван Васильевич тотчас пустился отыскивать священника, и в два слова кончил с ним дело, надо было только представить бумаги невесты, его документы были при нем, и тогда в полчаса. «Исайя ликуй!» [Песнопение, которое поется при венчании. — Здесь и далее прим. редактора] и сам архиерей не разведет… Священник оказался премилый и превеселый вдовец, и, получив от жениха четвертную в задаток, напотчевал его таким коньяком, и такой «вишневкой», что Иван Васильевич, хотя и благополучно сошел к реке, но дорогой без умолку болтал и целовался с гребцом, и поведал ему за великую тайну, что послезавтра в понедельник, в 6 часов вечера, он выкрадет из богатого дома девицу, и поедет венчаться на лодке… обещал гребцу десять целкачей — только что бы все было в аккурате.

— Значит, барин, приданого много берете?..

— Много — и не говори — много.