Читаем Петербургские очерки полностью

Мысль, руководившая учреждением «Комитета 6 декабря», была хороша; но, как мы сейчас сказали, неисполнима без введения в России порядка конституционного, а Николай слышать не хотел о перемене образа правления. По крайней мере, необходимы были четыре важнейшие реформы: уничтожение крепостного состояния, отмена телесных наказаний, введение гласного суда и отмена чинов. О введении гласного суда и отмене телесных наказаний Комитет даже и не позаботился; насчет чинов ограничились проектом учредить двенадцать классов вместо четырнадцати (!) и не давать чинов иначе, как с определением в соответственную должность, а лицам, служащим по выбору дворянства, чин их должности предоставлять после двенадцатилетнего исправления той должности. По вопросу самому важнейшему, о крепостном состоянии, Комитет сделал еще менее. Он ограничился запрещением умножать число дворовых людей переводом крестьян в это сословие, учреждением в ревизских сказках отдельной графы для дворовых людей и запрещением раздроблять дележом и продажей имения, населенные менее чем пятьюдесятью ревизскими душами. Наконец, Комитет предложил учреждение сословия почетного гражданства, и то был единственный из проектов его, приведенный в исполнение[317].

Проекты «Комитета 6 декабря» рассмотрены были в Государственном совете, и государь, отправляясь весной 1830 года в Варшаву и в Берлин, повез эти проекты к цесаревичу Константину, без согласия которого, как мы сказали выше, он не решался их утвердить. Константин Павлович сильнейшим образом восстал против каких бы то ни было перемен, говоря, что «все это заморские затеи и в России менять нечего: все идет прекрасно» и «не мешало бы русские порядки ввести в чужих краях». Николай Павлович положил проекты в портфель, поехал в Берлин на маневры, потом возвратился в Петербург и тут испуган был известием о июльской революции во Франции. Вслед за тем получено известие о сентябрьской революции в Бельгии; потом о ноябрьском восстании в Польше. Окончательно ошеломленный Николай Павлович, при ограниченности ума своего не понимавший необходимости и пользы предупреждать революции разумными реформами, сделался врагом всяких нововведений, всяких улучшений, и в каждом свободном, честном голосе ему стал слышаться набат революции. Даже из палиативных проектов «Комитета 6 декабря» один только проект был приведен в исполнение: учреждение сословия почетных граждан, да и то лишь по смерти сумасбродного цесаревича Константина Павловича.

В ноябре 1831 года Блудов назначен был министром внутренних дел на место Закревского. Этому последнему придворное счастье вскружило голову; он решительно зазнался: нельзя сказать, чтобы у него зашел ум за разум, потому что в Закревском никогда ума не бывало, но у него решительно зашла спесь за глупость. Например, вдруг Закревский обижается, что жену его не позвали на придворный бал и подает в отставку! Государь объявляет, что виноват в этом обер-камер-фурьер Бабкин, и Бабкина сажают под арест. Потом в 1830 году обижается Закревский, что дают Андреевскую ленту Поццо ди Борго, младшему перед ним в чине; в утешение его жалуют финляндским графом. Появляется холера; Закревский скачет по губерниям, шумит, кричит, ругается, бушует и одному купцу, не захотевшему безмолвно выносить его ругательств, приказывает забрить лоб и отдать купца в солдаты! В Москве он хотел было оцепить каждый квартал, прервав сообщение между ними; хотел окурить хлором все запасы чая, хранящиеся в Гостином дворе, и протыкать булавками все товары, не исключая и шелковых материй. Начальник Москвы, почтенный и благороднейший князь Дмитрий Владимирович Голицын, воспротивился подобным безумствам и не допустил совершить этих глупостей. Закревский жаловался на это государю, также и на то, что князь Дмитрий Владимирович при появлении холеры собрал наиболее уважаемых жителей Москвы, прося их быть ему советниками и помощниками, и представлял этот умный и честный поступок, как «призыв к общему мнению, несогласный с правилами нашего правительства» (собственное выражение Закревского!), говорил, что или Голицыну или ему следует оставить службу. Государь велел ему сказать через князя Кочубея, что он с князем Дмитрием Владимировичем не расстанется. В следующем 1831 году события в Петербурге во время холеры еще более доказали неспособность Закревского. Наступила половина ноября 1831 года; он вздумал просить себе Андреевской ленты ко дню именин государя 6 декабря. Получив отказ, он подал в отставку в надежде, что его из службы не отпустят, но ошибся: отставка его принята; он был уволен в том же ноябре месяце, и Блудов назначен министром внутренних дел.


«Листок», № 19, 1864, 28 апреля, стр. 150–151; № 20, 26 мая, стр. 157–159; № 21, 23 июня, стр. 163–167; № 22, 28 июля, стр. 169–171.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное