XI
Письмо из Петербурга[318]
[в «Колокол». 1867][Чиновный Петербург в 1867 году]
В настоящую минуту в Петербурге идет ярая борьба между четырьмя партиями: а) ретроградами, б) константиновцами, в) конституционистами и г) олигархами. Взаимная ненависть между этими партиями достигла удивительных размеров…
В 1861 году бразды правления находились в руках ретроградов, и Россия была весьма близка к перевороту; ретрограды, неумелые, оторопелые, не знали за что взяться: власть у них ускользала уже из рук…
Константин Николаевич вызван был с острова Вайта; его подручники получили власть и с величайшей ловкостью воспользовались, во-первых, явлением в России, весьма обыкновенным во все времена, то есть пожарами; во-вторых, польским восстанием, вспыхнувшим необдуманно и весьма преждевременно…
Константиновцы, еще до завладения ими браздами правления принимавшие самое деятельное участие в уничтожении гнусного крепостного права и в освобождении крестьян с землею, во время своего пятилетнего владычества (1861–1866) сделали весьма многое: они уничтожили телесные наказания, сократили срок военной службы, ввели судопроизводство гласное и открытое, уничтожили предварительную цензуру, дозволили журналам рассуждать о политических вопросах внешних и внутренних; наконец, хотели ввести реальное воспитание рядом с классическим, чтобы ни одна из этих двух систем, равно необходимых, не заглушала другую. Если посмотреть на константиновское пятилетнее управление со стороны, то невольно подумаешь: что за великие государственные люди и как правы журналы, поющие им постоянные акафисты (журналы эти, увлеченные
Константиновны издают в Брюсселе «Отголоски русской печати» под редакцией г-на Шедо-Ферроти (то есть барона Федора Ивановича Фиркса{85}
), бывшего офицера путей сообщения и потомуНо, если смотреть вблизи и внимательно, тотчас раскусишь суть дела. Константиновцы люди умные, понимают необходимость преобразовать Россию и ввести учреждения либеральные, но, будучи вместе с тем людьми крайне самолюбивыми и властолюбивыми, они хотят на всю жизнь свою сохранить самодержавие, то есть самодурствовать по произволу. Введение законного порядка вещей они отсылают на будущее, после себя. Таким образом, все, что касается политики, преследуется строже и суровее, чем при самом Николае. Воришка, укравший платок из кармана, судится гласно; злодей, из корысти убивший или увечивший человека, предается суду присяжных, а честный гражданин, добросовестно желавший улучшить быт своей родины и соотечественников своих, не судится, а подвергается тайному допросу, пытке, побоям и, наконец, приговору жестокому, беспощадному. После выстрела 4 апреля сосланы на каторгу юноши{86}
, не только ни в чем не виновные, но даже всегда восстававшие против всякой попытки убийства;Константиновцы разрешили журналам печатать обо удержания власти или для отмщения врагам они способны на всякую мерзость: пример тому — ссылка Чернышевского, приговоренного к каторге на основании писем, очевидно фальшивых, поддельных. Дело Чернышевского ляжет темным пятном на царствование Александра II…
Константиновцы разрешили журналам печатать обо всем, но, если какой-нибудь журнал скажет слово об унизительном состоянии, в каком находится русское духовенство, он получает предостережение; если он упомянет, что полицейская служба не состоит в большом почете, его запрещают на несколько месяцев. Константиновцы дали России земские учреждения, но, если какое-нибудь губернское собрание начнет серьезно относиться к своему делу, серьезно изучать причины общего безденежья, общей неурядицы, его распускают. «Даруем вам право свободно действовать, писать и говорить, но с тем условием, чтобы вы действовали, писали и говорили, как нам угодно!» Вот современная система константиновцев.