Читаем Петербургские очерки полностью

Там, где губернаторы — люди вежливые, характера мягкого, с тактом, обошлось без столкновений между ними и земством. Например, в Москве, где генерал-губернатор князь Владимир Долгоруков, хотя человек ума самого ограниченного, но мягкий и вежливый, земское собрание вежливо просило правительство об отменении закона 21 ноября. Не то было в Петербурге. Злой, вечно раздраженный, вечно злобствующий и бестактный граф Левашов в короткое время уже успел перессориться со всеми. При открытии собрания 2 января он произнес речь самую дерзкую, самую нахальную, в коей он тоном раздраженного школьного учителя читал наставления членам земства, как школьникам. Присылаемые к нему на утверждение сметы и прочее он возвращал с заметками дерзкими, почти грубыми, и тем сильно раздражил собрание. Председатель собрания, губернский предводитель граф Орлов-Давыдов, человек тупоумный, чванный, надутый, неповоротливый и не имеющий ни малейшего влияния; но председатель губернской управы, Николай Федорович Крузе, человек очень умный и вполне почтенный. Он был цензором лет десять тому назад и уволен за то, что не притеснял писателей и не давил мысль человеческую. Бескорыстие его всем известно. Родство его с Мухановым (он женат на Альфонской, родной племяннице Муханова, что на Висле бывшего) давало ему возможность получить выгодное место: он не хотел продавать своей совести, хотя болен и имеет детей. Несколько лет тому назад правительство предлагало ему издавать журнал за границей, назначая большой оклад: он благородно отказался. Это человек замечательный и по уму своему, и по высоким свойствам души. Он старался смягчить сношения и предупредить столкновение, но собрание было по справедливости недовольно Валуевым, который по приказанию своего нынешнего барина Шувалова из 26 ходатайств земской управы перед высшим правительством имел дерзость возвратить 12 с невообразимым отзывом, что «не считаю нужным давать им дальнейший ход». Если принять в соображение: 1) что под словом «высшее правительство» здравый смысл заставляет разуметь государя, а не г-на Валуева; 2) что в самом рескрипте 13 мая, этом арсенале стародуров, предписано «обращать особенное внимание на ходатайства земства и вообще на местные потребности и нужды»; 3) что г-н Валуев не имел права поступать самодержавно — то его выходки являются прямым посягательством на власть царскую. Валуев, как известно, флюгер, направляемый ветром придворным, и в настоящее время он покорно повинуется Шувалову. Справедливое неудовольствие собрания было превращено в истинное и весьма понятное раздражение нахальством и грубостью санкт-петербургского губернатора графа Левашова. Губернская управа в своем докладе собранию предложила, должна была и не могла не предложить на основании 11 статьи положения о земских учреждениях, принести Сенату жалобу на министра внутренних дел. Меньшинство собрания, угодники правительства, своей оппозицией этому законному предложению и другому, столь же законному, — признать, что закон 21 ноября, как и все законы, обратного действия иметь не может, еще раздражили большинство собрания. В этом меньшинстве особенно смешон и жалок генерал-адъютант Философов, барин, принимающий свою салонную болтовню за ум, а пошлые шутки за остроумие; его бездарность уже доказана тем, что он был воспитателем великих князей Николая и Михаила Николаевичей…

Тогда в собрании сделано было предложение — просить правительство о пересмотре закона 21 ноября через выборных от земства всех губерний. Это был единственный логический исход из этого дела, и можно наверно сказать, что без созвания Земского собора Россия никогда не устроит своих финансовых дел и никогда не возвратит себе своего прежнего политического значения. Это предложение, разумное и дельное, было внесено графом Андреем Павловичем Шуваловым, двоюродным дядей Аракчеева II (или Петра IV, как прозвали Шувалова-жандарма){89}. Граф Андрей Павлович, один из богатейших людей России, зять покойного фельдмаршала Воронцова, человек вполне честный, энергический и всегда себя державший в отношении ко двору самым независимым и благородным образом[322].

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное