Петербургские очерки

Граф Сергей Григорьевич Строганов странный человек: в нем соединены качества и недостатки, какие редко встречаются в одном и том же лице. Он умен и хитер, но невзирая на свой нынешний семидесятилетний возраст не знает людей. Он получил основательное классическое образование — вещь редкая в России между его современниками — обладает обширной ученостью, перечитал в жизнь свою целые библиотеки и остался теоретиком. Семьдесят лет живет он на свете между людьми всякого рода; по рождению и по состоянию своему принадлежал всегда к высшему кругу общества; служебной своей деятельностью поставлен был в сношения с людьми средних и низших слоев, одним словом, видел род человеческий от кабинета царского до хаты пермского крестьянина и людей не знает! Воспитанный в Европе, он чужд азиатских замашек большей части русских сановников; он гуманен и весьма любит, чтобы это знали; либерализм его всегда достигал той черты, за коей начинается ссора с правительством, и ни разу не перешагнул за эту черту. Будучи молодым человеком, он хотя был из числа самых образованных людей того времени, но вовсе не принадлежал к обществу декабристов, заключавшему в себе цвет современной молодежи. При Николае Павловиче, пока либерализм ограничивался фразами, разговором и получением из-за границы запрещенных книг, граф Сергей Григорьевич был либералом настолько, насколько можно было, чтобы не поссориться с государем. Николай Павлович считал его теоретиком (это была одна из немногих здравых мыслей, нашедших себе приют в не совсем здравой голове Незабвенного), но оказывал ему благосклонность, думая сам про себя: «Каков, дескать, я великий человек; ведь вот Строганов либерал, а я его терплю при себе генерал-адъютантом и даже выслушиваю все, что он мне говорит. Ведь это хоть бы Петру Великому под руку! Вот каков я, Николай Первый!» Одной из лучших страниц жизни графа Строганова было его губернаторство в Минске после польской кампании в 1831 году: человеколюбивым своим обхождением он заслужил благословения несчастных поляков! Тринадцатилетним просвещенным отличным управлением Московским университетом (1835–1848) граф Сергей Григорьевич оказал России величайшую услугу, но должно прибавить, что главным руководителем Министерства народного просвещения в это время был сам министр, граф Уваров^{18}. Граф Строганов с Уваровым враждовал, ссорился, часто был не совсем вежлив со своим министром, но шел по уваровскому направлению и прекрасно делал. Ссоры его с Уваровым происходили не из-за различия мнений: воззрения их были одинаковые; но из-за того только, что графу Строганову неприятно было, что почин этому направлению положен Уваровым, а не им. Когда граф Строганов жил в Москве, то он писал прямо к Николаю Павловичу свое мнение о происходившем в Москве, об административных лицах; когда приезжал в Петербург (то есть по крайне мере раз в год), присутствовал в кабинете государя при докладах начальника III Отделения о делах московских и по приказанию государя подавал о них свое мнение. Честность графа Сергея Григорьевича не подлежит ни малейшему сомнению, но как же он мог решиться принять на себя подобную… «наблюдательную» должность? Это можно разве изъяснить лишь отсутствием логики! Граф Строганов находился уже на половине седьмого десятка лет своих, когда вопрос об уничтожении крепостного состояния возник серьезным образом и здравая политика потребовала уступки крестьянам их земельного надела; тут словесный либерализм оказался недостаточным, граф Строганов совершенно растерялся и, будучи членом московского губернского комитета, не знал, что делать. После пятимесячного исправления должности московского военного генерал-губернатора он был назначен попечителем цесаревича 8 сентября 1859 года. Едва успел он попасть на постоянное пребывание в Зимний дворец, как тяжелая, удушливая атмосфера этого вредного здания раздражительно подействовала на его старческие нервы; он был объят страхом! И бывший поборник просвещения сделался гонителем его. Он первый подал мнение о непременном взимании платы с бедных студентов; хотел даже увеличить эту плату!.. Поистине непонятно!.. Ныне, когда Россия проснулась от сна, укрепившего ее силы, когда в ней стремится быстрый поток, могущий сделаться бурным, если ему бессмысленно ставить будут преграды; когда все разумные люди, все ясные умы стараются очистить широкое русло, чтобы этот поток имел течение удобное, вольное и, протекая беспрепятственно, оплодотворял берега тех мест, в это время вместить себе в голову мысль — ставить преградами против этого потока заборы и перегородки — это нелепость, которая находит последовательный, законный приют свой в глупых головах Адлерберга-Минина и князя Василия Андреевича Долгорукова, но должна была бы оставаться чуждою графу Сергею Григорьевичу Строганову.

Итак едва ли граф Сергей Григорьевич может иметь вполне хорошее влияние на довершение воспитания цесаревича.