Петербургские очерки

Из числа наставников, находившихся при цесаревиче, полного уважения заслуживает г-н Курьяр, женевский уроженец, англиканский пастор, бывший одним из капелланов герцогини Кентской, матери королевы Виктории. Он учил королеву Викторию французскому языку и по окончании ее воспитания возвратился в Женеву. Он имел несчастье поместить свой небольшой капитал к банкиру, который впал в несостоятельность, и лишился своих денег. Бывшая воспитательница императрицы Марии Александровны, госпожа де Грансе, рекомендовала императрице г-на Курьяра, который и определен был к цесаревичу учителем французского языка. Человек образованный, отменно умный, с ясным и светлым взглядом на вещи, с характером благородным, с чувствами возвышенными, приятный и любезный в обхождении, но неуклонно твердый характером, г-н Курьяр был весьма полезным цесаревичу, и его просвещенное влияние служило подчас весьма хорошим противодействием неевропейскому влиянию генералов Зиновьева и Гогеля. Из Женевы и из Лондона, где в обоих местах столь высоко развиты чувства личного достоинства и независимости человеческой, заброшенный судьбою на топкое и грязное болото петербургского двора, г-н Курьяр остался чистым, независимым и безупречным. Цесаревичу он никогда не уклонялся вещать истину, с придворными сановниками держал себя прекрасно, на такой ноге, что ни один из самых безмозглых монголо-петербургских баскаков никогда не осмелился забыться перед г-ном Курьяром. Никогда ни одно слово лжи не вышло из уст г-на Курьяра (а это редкость при петербургском дворе); часто он говорил истину там, где андреевские кавалеры молчали и кланялись, и наконец, что вполне обрисовывает его характер, его самостоятельность, его благородную личность, он никогда не хотел принять никакого «чина»…

В 1860 году граф Строганов оказал цесаревичу двойную услугу, удалив от него генералов Зиновьева и Гогеля, людей честных, но отсталых представителей николаевской эпохи, и оставив при цесаревиче назначенного к нему еще в 1858 году полковника Рихтера^{19}. Оттон Бурхардович Рихтер — человек честнейших правил и благороднейшего характера. Такие люди редки везде, а при дворах еще более[257].

Воспитатель великих князей Александра Александровича и Владимира Александровича, граф Борис Алексеевич Перовский, человек добрый, довольно хитрый, но ума ограниченного, обязан своим местом старинной дружбе своей с графом Александром Адлербергом и опирается на это могущественное покровительство.

Что же касается до сыновей великой княгини Марии Николаевны, то они воспитаны весьма хорошо. Воспитатель их, Константин Григорьевич Ребиндер, умел выполнить свою должность, и этому, конечно, много содействовало долгое пребывание двух старших из них, герцога Николая Максимилиановича и принца Евгения Максимилиановича, за границей, в Англии, вдали от Петербурга. Ведь в Петербурге, в этом болоте, истинном болоте физическом и нравственном, двор и сотни две-три семейств, его окружающих, представляют (за весьма немногочисленными исключениями) зрелище, какого не встретишь ни в одной стране в мире: смесь монгольской дикости с византийской подлостью, и все это плохо прикрыто европейским платьем; смесь необразованности с самоуверенностью, основанной на чтении французских журналов и английских романов; совершенное незнание России, потому что никогда не живали в своих поместьях, а во всю жизнь свою ползали при дворе и обивали пороги у временщиков; незаслуженное презрение к москвичам и к жителям провинций, презрение, которое москвичи и жители провинций возвращают им с лихвой, но только заслуженным образом; и наконец, в довершение всего, низость перед всяким временщиком, сколь бы он отвратителен ни был. Эти холопы превосходительные, сиятельные, светлейшие, эта холопия, воображающая себя «аристократией» (!!!), боится лишь одного — гласности; она готова выносить всевозможные оскорбления, всевозможные унижения, всевозможный позор — лишь бы только Европа о том не знала! Полумонголы, полувизантийцы в европейских платьях — они имеют претензию прослыть за английских лордов, но все знают, что они «холопия» и больше ничего[258].

Принцы Лейхтенбергские воспитаны хорошо, воспитаны как принцы европейские, а не как русские великие князья, то есть из них старались сделать людей, а не миропомазанных фельдфебелей. Одного только следует бояться, чтобы они в Петербурге не испортились…