Петербургские очерки

Лет двадцать пять тому назад Павел Александрович Нащокин привез в Петербург невесть откуда молодую и красивую женщину по имени Эмилия, а по-русски именуемую Мина Ивановна. По смерти Нащокина, коего она любила и на первых порах после его смерти с отчаянием оплакивала, Мина Ивановна после нескольких лет жизни разнообразной и веселой нашла себе покровителя во Владимире Федоровиче Адлерберге. Он влюбился в нее со всей безумной страстью старика, да еще старика в парике, нарумяненного и нафабренного. В числе подчиненных его по департаменту почтовому находился чиновник Бурков, который согласился обвенчаться с Миной Ивановной и немедленно после свадьбы, не заходя к ней в комнату, сесть в коляску и отправиться на безвыездное пребывание в какую-то дальнюю губернию, где ему дали весьма теплое, доходное место и ежегодную пенсию. Как сказано — так и сделано. Свадьбу отпраздновали весело: Адлерберг был посаженым отцом; после свадьбы и ужина посадили Буркова в коляску и пожелали ему счастливого пути. Мина Ивановна, разумеется, осталась в Петербурге и вела дружескую переписку с тем, чье имя носила. Несколько времени спустя Бурков умер в чине статского советника; при известии о его смерти расплакалась Мина Ивановна: она говорила, что надеялась на скорое производство своего мужа в действительные статские советники и теперь лишилась надежды быть превосходительством.

Но это письмо уже вышло весьма длинно. Итак, до следующего письма, в коем расскажу о загробном производстве мужа Мины Ивановны в действительные статские советники.

«Правдивый», № 2, 18 апреля 1862, стр. 9-16.

III Карьера Мины Ивановны

Нежное сердце Адлерберга не устояло против слез огорченной вдовы: он поспешил помочь ее горю; о смерти Буркова в приказах отдано не было, его представили, будто живого, к чину «за отличие по службе», и когда о производстве его в действительные статские советники помещено было в приказах, то через несколько дней спустя объявлено и о смерти его. Мина Ивановна получила титул превосходительства, а Адлерберг сочинил таким образом оригинальное дополнение к книге «Мертвые души». Это было, впрочем, единственным литературным трудом Владимира Федоровича. Известно, что по части искусства и наук он занимается живописью — раскрашиванием своего лица — и наукой употребления помады.

Мина Ивановна зажила роскошно^{22}. Адлерберг со всеми своими окладами и пенсиями получает от казны с лишком семьдесят тысяч рублей серебром в год, кроме квартиры для себя и для сыновей своих, освещения, отопления и для себя, и для своей жены, экипажа. Сверх того, в пребывание государя в загородных дворцах, то есть в течение месяцев семи в году, он имеет стол, на сколько кувертов ему угодно. Жене своей он дает весьма мало денег, детям также, и почти все деньги идут на Мину Ивановну. Зато г-жа Буркова живет великолепно: мебель у нее из дворца; экипажи и лошади с придворной конюшни; в комнатах цветы из придворных оранжерей; когда у нее обед или вечер, то придворные повара готовят стол из придворных припасов. Придворные чины к ней ездят на поклон; через нее легко получить место при дворе, а по ведомству почтовому, доколе им управлял Адлерберг, то есть до 1858 года, без нее просто нельзя было получить никакого места. Ее милость возводит людей, а гнев ее низвергает их.

Невозможно себе представить, до каких пределов доходит низкопоклонность перед Миной Ивановной петербургского придворного круга, этих полумонголов, полувизантийцев, имеющих претензии на значение английских лордов, низкопоклонность этой «холопии», которая воображает себя аристократией… Гостиная Мины Ивановны набита людьми знатными, которые приезжают на поклон и заискивают ее покровительства. Бывают забавные случаи. Однажды егермейстер граф Ферзен, только что вступивший во второй брак, встречается с одним из своих придворных знакомых: «Представь себе, — говорит граф, — какая дерзкая эта Мина; когда я был вдов, то езжал к ней, знаешь, повеселиться, а теперь, когда я женился, она вдруг осмелилась прислать мне приглашение на обед в четверг!» «Представь себе, — говорит знакомый, — что она осмелилась и мне прислать приглашение к обеду на тот же день!» «Ты поедешь?» «Конечно, нет!» «И я, разумеется, не поеду!» Оба почтенные мужа расстались в полной уверенности каждый, что может в четверг ехать на обед, не рискуя встретить собеседника, перед коим заявлял свою независимость, и, к взаимному своему неудовольствию, встретились в четверг на обеде!